– Крещается раб Божий Даниил во имя Отца…
Вода сама поднялась из крещальной купели и омыла лицо Даниила.
– …и Сына…
Вода снова взмыла ввысь и голубоватая рука, которая, несомненно, померещилась не мне одной, огладила волосы и голову неподвижно стоявшего человека.
– …и Святого Духа.
Третий взлет был выше прочих, и при слове «Аминь» вода рассыпалась мельчайшими каплями, каждая отразила свет, в каждой мелькнула и пропала радуга. Но за это мгновение радужная пыль осела на серой рубахе и грубый холст налился ослепительной белизной.
Священник воздел руки – и я увидела цепочку из серебряных искр, соединяющую их. Легким движением он замкнул эту нить над головой крещаемого, и тут же четко обозначился крест. Он был чуть побольше обычного нательного, из светлого серебра.
– Кто хочет идти за Мною, отвергни себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, – негромко произнес священник.
– Взял и следую, – совершенно неканонически ответил крещаемый.
Священник наклонил голову, как бы подтверждая это.
И люди, все время хранившие безмолвие, снова тихонько заговорили. В храме началась та обычная жизнь, которая происходит днем, между богослужениями. Мужчины неторопливо пошли к образам, кто-то ставил свечи за упокой, кто-то помогал священнику убрать купель. Только вновь окрещенный и его крестный отец стояли неподвижно, словно боясь спугнуть ощущение своего слияния с Господом и друг с другом.
Священник подошел к ним и положил обоим руки на плечи.
– Вот так-то, брат Даниил, – сказал он. – Стал ты наконец судом Господним. Ничего, справишься.
– Ты же сам этого желал, – добавил крестный отец. – А я вот присмотрю за тобой, да и на покой подамся. Устал я – все на Грани да на Грани…
– Ничего, и я устану, – сказал, усмехнувшись, Даниил. – И я на отдых попрошусь.
– Не скоро будет это, – раздался полнозвучный голос, и человек высокого роста, в темной мантии, складки которой на изгибах давали острую и тонкую багряную черту, вышел к ним из придела. Там он, надо полагать, находился все время обряда.
– Да знаю…
– Вот теперь, когда вас – Двенадцать, уже можно что-то решать, – произнес человек в мантии. Блики обозначились на крутых завитках его коротких темно-бронзовых кудрей. И распространился свет, вроде того нимба, который полагается святым, если верить старым иконописцам.
Неся свою гордую голову, словно факел, на свет которого должны собраться ждущие приказа, человек в мантии пошел широким кругом, то скрываясь за колоннами, то появляясь снова. Те, кого он отыскивал в полумраке, присоединялись к нему безмолвно и спокойно, словно настал их час. Белый столб все еще стоял посреди храма, захватывая купель, и одежды людей, следующих за человеком в мантии, были белы и просторны.
