Я без слов молилась за того, кто стоял спиной ко мне, сутулясь, опустив руки, я знала откуда-то, что в будущем ему потребуется огромная сила, но не та, которая требуется для борьбы и преодоления препятствий, а несколько иная – сила нести бремя власти.
Священник меж тем неторопливо и спокойно вознес правую руку – и мужчина склонил голову под его светлую ладонь.
– О имени Твоем, Господи Боже Истины, и Единородного твоего Сына, и Святого Твоего Духа возлагаю руку мою на раба Твоего…
Это было таинство крещения.
Священник вел обряд неторопливо – и я это понимала. Тем, у кого впереди вечность, спешить не имеет смысла. Однако со мной произошло то, что обычно происходило во храме, даже если слова молитвы бывали произнесены внятно, даже если они отдавались в душе – какое-то время спустя я перестала их слышать. Мысли мои, как малые дети, отправились блуждать по храму, прикасаясь незримыми пальцами к свечам, к образам, воспоминания мои заговорили – тихонько и одновременно. Между мной и росписью купола натянулись ниточки – запрокинув голову, я напоминала Тому, кто сверху, об одном, другом, третьем, как будто он без меня не знал, что две старые липы на автостоянке не переживут этого года, что хромая и страшно независимая ворона, живущая в парке под мостом, нуждается в помощи.
Я даже забыла, что рядом со мной стоит недоумевающий Нартов, держит покорно горящую свечу и силится понять – для чего его сюда позвали?
А обряд шел своим чередом – но особым смыслом были полны три запрещения на нечистых духов и казавшееся мне таким наивным отречение от Сатаны. Дунь и плюнь – неужели этого может быть довольно? И что значит – «отрекохся»? Если человек и до крещения был далек от сил зла – от чего же он тогда отрекается?
Когда дошло до чтения Символа веры, рядом с крещаемым встал другой человек – крестный отец, надо полагать. Странным мне показалось, что одет он был точно так же – длинная, едва ли не до пят, серая рубаха, ноги – босы, вот только волосы схвачены перевитой повязкой.
Отзвучали слова, наступила тишина, сопутствующая обычно напряженному ожиданию, многие подняли глаза к куполу, а те, что уже кое-как освоились, стали поглядывать по сторонам. Но недолго длилось это – словно в распахнувшееся где-то там, в небесах, круглое окно хлынул свет, пробил купол и встал посреди храма белой прозрачной колонной. Черная фелонь молодого священника поплыла перед глазами, заискрилась – и это уже была серебряная парча.
