– Кем – дадено?
– Если бы я знал…
Вдруг он резко повернул голову.
– Ты что? – испугалась я.
– Ты слышала?
– Нет, а что?
Он вздохнул.
– Вот и все… Ну, иди в гостиницу. Скажи – от Нартова. Они там еще не знают.
– А ты?
– Я? Я рад, что хоть с тобой простился по-человечески. Ну, ступай.
Он говорил, как человек, который куда-то спешит. И эта спешка, это внезапное волнение мне совершенно не понравились.
– А ты?
– Не поминай лихом.
Он повернулся, но не успел сделать и двух шагов – я заступила ему дорогу.
– Что я должна была услышать?
– «Иди».
– Куда – иди?
– Мне кто-то сказал – «иди», очень отчетливо. Скорее даже приказал. Ну вот – иду. Наверно, обо мне наконец вспомнили.
– Погоди… Еще немного!..
Он не то чтобы улыбнулся – усы чуть шевельнулись, и только. Других улыбок от него ждать теперь не приходилось. Он был взволнован и всеми силами старался одолеть страх.
– Ступай, моя хорошая. Этот путь нужно пройти в одиночку… во всяком случае, мне всегда так казалось…
– Нет. Если бы меня не было – тогда другое дело. А я здесь. И я пойду с тобой, пока… пока не остановят!..
Он кивнул. Я поняла – другого ответа он от меня не ждал.
Мы вышли на улицу. Нартов показал рукой, откуда был голос. Улица была неестественно пустая и тихая. Мы пошли.
– Ты, главное, не бойся, – говорила я. – Ты жил честно, ты сделал все, что мог… жену любил, сына растил… Тебе бояться нечего!..
– Это так только кажется. Всякое бывало. Я убил двух человек.
– Надо полагать, это были замечательные люди, честные труженики и достойные семья… – я замолчала, не зная, можно ли сказать «семьянины», или русский язык предпочитает форму «семьяне». Честное слово, об этой ерунде я и задумалась всерьез, сопровождая того, кого могла бы полюбить, ни более ни менее как на посмертный суд.
– Да уж, труженики… – проворчал он. – С большой дороги. Один раз это была перестрелка с двумя скотами, которые заперлись на даче и взяли в заложники детей. Я его четко выцелил…
– Ты детей спас?
– Для того и стрелял. Другой раз мы их брали без оружия, а я все-таки каратек, коричневый пояс имею. Тоже в общем-то знал что делал…
– И кого спас?
– Никого не спас, просто нам втроем нужно было взять пятерых.
– Так ведь у тебя служба такая!
– Ага, служба…
Он боялся – и не желал показывать этого. Действительно, страшная вещь – держать отчет за все, чего в жизни понаделал. Но какая-то сила, имевшая тут все права, позволяла мне идти рядом, и я не знала, надолго ли это позволение, и должна была спешить.
