Мне даже не стало грустно. Выражение «мы чужие на этом празднике жизни» ко мне неприменимо. Просто у меня есть и другая жизнь, и другие праздники, более содержательные, чем четыре часа сидения в уличном кафе.
Я проскочила мимо и опять оказалась в пустоте.
Очевидно, не только все, способные пить пиво, но и все, способные целоваться, подались сейчас на злачную улицу. Двор Нартовых был пуст, никто не шуршал гравием на дорожках, голоса доносились только сверху, из открытых окон, и это даже были не человеческие голоса, а телевизионные. Если отвлечься – тишина стояла безупречная и даже неживая…
Я села на ту же лавочку у песочницы и стала искать в рюкзачке блокнот и авторучку. Свет из окна второго этажа позволял кое-как накарябать письмецо. Еще была луна – большая и желтая, она понемногу выкатывалась из-за черной листвы надо мной, и катился вместе с ней светлый круг… Cerco tiene la luna, mi amor ha muerto…
Мой испанский, бывший в конце восьмидесятых нелепым хобби странной старшеклассницы, сейчас приносил неплохие доходы. Я стала единственным в городе переводчиком, способным не только перевести на русский запутанный контракт, но и составить не менее официальный документ для Аргентины или Бразилии. И я не стеснялась брать за свой труд хорошие деньги. Турфирмы во мне души не чаяли – я им переводила буклеты и проспекты со скоростью пять минут на страницу. Еще ни один испанец, кого по делам заносило в наш город, не миновал меня – за двухчасовую экскурсию я брала сотню зеленых и собиралась повысить расценки.
Светлый круг, блеклая призрачная радуга никогда не оставляли меня равнодушной, я любила этот ветротекущий небесный пейзаж, с его лаконизмом и иллюзией круговращения, с его вечным и незавершенным перетеканием в невозможное – то ли луна движется, то ли неподвижна, а весь мир закручен вокруг нее. И он меня любил – он сопровождал ненавязчиво по жизни, причем русского языка не признавал – он вызывал в памяти только испанские строки с их неожиданной и возвышенной скорбью.
Заглядевшись на луну, я перестала слышать голоса. Может статься, людям наконец надоели их телевизоры. И собственное тело я перестала ощущать, и собственные мысли. Все можно было перенести на другое время – только не эту луну и не мое ощущение повторяемости мгновений – как будто я уже смотрела вот так, забравшись непонятно куда, на ночное светило, и все соответствовало – теплая летняя ночь, запах неизвестных мне здешних цветов, еще какие-то мелочи, но вот луна была другая…
