И вдруг!..
Нет, все-таки не зря утверждают некоторые философы, что из всего окружающего нас мира мы хуже всего знаем самих себя и своих близких! Правда, насчет самих себя я с ним не вполне согласен, тут у этих философов явный полемический перегиб. Но что касается наших близких…
Взять хотя бы ту же Ингу, мою собственную дочь.
После гибели Веры в автомобильной катастрофе она, годовалая, осталась на моем попечении. Я заменял ей и мать, и бабушку, и тетей, и дядей: проклятая война сожрала всех наших родных — и моих, и Веры. Уж я ли не знал Ингу! И тем не менее попадал впросак бесчисленное количество раз.
Маленькой ее невозможно было отличить от мальчишки. Коротко стриженные вихры, изодранные штанишки — никаких юбок она не признавала, — ссадины на коленях, синяки на скулах — следы уличных драк. И вдруг неожиданный крутой поворот, сразу, без всяких переходных нюансов: Инга надевает платье, Инга отпускает косы; визгливая и крикливая, она начинает говорить тихим мелодичным голосом. Даже походка у нее преображается, становится спокойной и плавной, почти величавой, словно у принцессы или балерины.
В доме у нас никогда не переводились собаки, кошки, ежи, белые мыши, черепахи. Даже какое-то время обитала в большой стеклянной банке змея-медянка, оказавшаяся впоследствии самой настоящей гадюкой, правда от старости, вероятно, вполне мирного нрава.
Все было ясно: Инга шагает прямой дорогой в биологи. Но опять неожиданный вираж — в восьмом классе. Ежи и черепахи перекочевывают в школьный живой уголок, а их место занимают всевозможные хитросплетения проволочек и прямоугольных кусочков пластмассы. Инга становится радиолюбителем, основательно и всерьез.
Восьмой класс, девятый, десятый… Что же дальше? У Инги никаких колебаний: она поступает в радиотехнический институт. Уже поданы все документы, уже вступительные экзамены на носу.
И снова сюрприз. В самый последний момент, без моего ведома, Инга взяла документы из радиотехнического и «перебросила» в педагогический, на иняз…
Ошибся я и теперь, когда решил, что наши небогатые запасы валюты находятся под угрозой. Джинсовая лихорадка не продолжалась и суток. Инга сходила с Эллен в бывший кайзеровский дворец на бульваре Ринг и увлеклась… историей династии Габсбургов.
Два дня подряд, с утра до вечера, бегала она по их бывшим дворцам, а ныне музеям. А затем на вполне сносном немецком, более чем приличном для второкурсницы иняза, изводила своими бесконечными расспросами моих австрийских приятелей — Вальтера и Эллен. Вальтеру, естественно, доставалось больше: как-никак профессор-историк, хотя и специализировавшийся главным образом на историографии — науке, изучающей не столько само прошлое, сколько развитие знаний о нем.
