А за окном алеют снегири,
И за решеткой иней серебрится,
Ну а сегодня не увижу я зари,
Сегодня я в последний раз побрился…
После ужина Зиновий попросил у надзирателя бритву. Побриться бы перед смертью. Белье на нем чистое, сегодня получил. Осталось растительность сбрить.
Бритву ему выдали. Вместе с надзирателем. Он вошел в камеру, поставил его спиной к себе в полусогнутом положении, в котором он находился до тех пор, пока не соскоблил щетину тупой, оттого и безопасной бритвой. Мучение, а не бритье. Долго и нудно. Но все равно заняться нечем.
За все время, пока он приводил в порядок свое лицо, надзиратель и слова не вымолвил. Стоял за спиной как каменное изваяние и внимательно наблюдал за тем, чтобы он не вскрыл себе бритвой вены или даже горло. Видимо, такое внимание предписывалось ему инструкцией. Глупой инструкцией. Зиновий не считал себя атеистом, но и в бога не особо верил, а в церковь ходить не был приучен. Но все же был крещен в младенчестве, все же он являлся православным христианином. И знал, что самоубийство – страшный непростительный грех. Да и какой смысл было самому сводить счеты с жизнью, если в любой момент это может сделать за него кто-то?..
Надзиратель стоял за спиной и молчал. И в его молчании Зиновий улавливал жуткий смысл. Молчит – значит, одобряет его желание побриться. Значит, все случится уже сегодня…
После вечернего туалета Зиновий снова сел на табурет спиной к двери. И снова сжался в комок, ожидая убийственного тычка под левую лопатку. Сейчас, сейчас… Но вместо выстрела пронзительно прозвучал звонок под потолком. Команда «Отбой».
Он с головой накрылся одеялом. И затих в ожидании конца света. Вот-вот это должно было произойти…
Но так ничего и не случилось. Если не считать, что проснулся он в могиле… Открыл глаза. Темно и жутко. Воздух густой и тяжелый, как земляной спуд… Он понимал, что находится в тюремной камере. Но все равно было стойкое ощущение, что его погребли заживо. А что? Вдруг на нем опробовали новый вид казни?..
Но пронзительно-разрушительный звонок и вспыхнувший вслед за этим свет развеяли это ощущение. Не погребен Зиновий. Жизнь продолжается. Жуткая, искривленная и лишенная всякого смысла, но жизнь. Только вот чувства облегчения не наступило. Ведь он так и остался в этой камере, так и остался доживать в ней последние дни, а может быть, и часы своей жизни…
Зиновий заправил постель, совершил утренний туалет, вымыл пол. Тишина в камере. Никто не суетится вокруг, никто не мешает. И взрывоопасной блатоты бояться нечего…
