— Безупречного поведения… Пока что я не приметила за ней ничего дурного. Мы отпускаем ее только один раз в месяц навестить старую тетю, которая живет где-то ужасно далеко.
Посмотрев на Лизу, на ее издерганную физиономию, впалую грудь и синяки под глазами, Октав подумал, что она, должно быть, недурно развлекается у своей старой тетушки. Вместе с тем он не забывал усердно поддакивать матери, продолжавшей излагать свои взгляды на воспитание. Помилуйте, ведь это же такая огромная ответственность — воспитывать молодую девушку! Приходится все время заботиться о том, чтобы влияние улицы даже отдаленно не коснулось ее. Пока продолжался этот разговор, Анжель, всякий раз когда Лиза подходила к столу, чтобы переменить тарелку, с каким-то яростным сладострастием щипала ее за ляжки, причем ни та, ни другая и виду не подавали.
— Нравственным следует быть ради самого себя! — глубокомысленно изрек архитектор, словно подводя итог своим невысказанным мыслям. — Я художник, и лично мне наплевать на чье бы то ни было мнение!
После обеда хозяева и гость засиделись в гостиной до полуночи. Это было, конечно, ужасное беспутство, его позволили себе лишь в честь приезда Октава. Г-жа Кампардон казалась сильно утомленной; мало-помалу она совсем раскисла и без стеснения развалилась на диване.
— Ты себя плохо чувствуешь, кисонька? — спросил Кампардон.
— Нет, как всегда… — еле слышно ответила Роза.
Взглянув на мужа, она еще тише спросила:
— Ты ее видел у Эдуэнов?
— Да… Она спрашивала, как ты поживаешь.
Глаза Розы наполнились слезами.
— Ей-то что!.. Она здорова!
— Ну, полно, полно, — возразил архитектор и нежно поцеловал ее в волосы, словно забыв, что они не одни. — Смотри, как бы тебе не стало хуже… Разве ты не видишь, что я все равно тебя люблю, бедняжечка ты моя…
Октав из скромности отошел к окошку, будто желая взглянуть, что делается на улице. Вернувшись на место, он с любопытством стал вглядываться в лицо г-жи Кампардон, стараясь по нему угадать, знает ли она. Но лицо Розы вновь приняло приветливое и жалобное выражение, и она клубочком свернулась в уголке дивана с покорным видом женщины, которая вынуждена довольствоваться отведенной ей долей мужниных ласк и старается тешить себя доступными ей небольшими радостями.
Наконец Октав, пожелав им спокойной ночи, откланялся. Он еще стоял на площадке лестницы со свечой в руке, как вдруг услышал позади себя шелест шелковых платьев. Он вежливо отошел в сторону. Это были, как он сообразил, возвращавшиеся из гостей дамы из четвертого этажа — г-жа Жоссеран со своими дочерьми. Поравнявшись с ним, мать, дородная женщина с величественной осанкой, посмотрела на него, а старшая из девиц угрюмо посторонилась. Зато младшая, которая держала перед собой ярко горевшую свечу, метнула в него задорный и смешливый взгляд. Она вся была прелестна: свежее смазливое личико, каштановые волосы, отливающие золотом. В ней замечалась какая-то смелая грация, непринужденная повадка молоденькой дамы, что еще больше подчеркивалось ее изобиловавшим бантами и кружевом вечерним нарядом, каких обычно не носят барышни на выданье.
