– Вообще-то мне следовало подпустить кабана поближе, прежде чем на него нападать.
Ей тоже приходило в голову подобное соображение.
– Почему же ты так не сделал?
Он недоуменно взглянул на Персефону:
– Я не хотел, чтобы он подходил ближе, ведь ты находилась рядом со мной.
– А-а…
Он подверг себя лишнему риску, чтобы обеспечить ей максимальную защиту. Вот уже много лет она заботилась о себе сама, и теперь ей стало как-то неловко чувствовать себя под крылышком у Гейвина…
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Он выдернул меч из кабана, потом нагнулся и вытер его о траву.
Она сделала то же самое с дротиком, краем глаза наблюдая за своим спасителем. Его движения поражали своей грацией. Обнаженные грудь и спина блестели на солнце. Ноги, прикрытые сверху короткой туникой, бугрились мускулами. Когда он выпрямился и вложил меч в ножны, Персефона забылась и открыто смотрела на него.
– Что-то не так? – спросил Гейвин. – Ты не поранилась?
– Разумеется, нет.
– Ну и отлично. Где ты научилась метать дротики? Только не говори, что освоила такую науку по книгам.
– Вообще-то именно так и было. По крайней мере из книг я узнала основные принципы, а до остального дошла методом проб и ошибок.
Проб и ошибок насчитывалось несметное множество. Она вдруг подумала, что Гейвин, наверное, испытывает досаду от того, что решающий удар кабану нанес не он.
Однако он ничем не выдал себя.
– Кажется, я начинаю понимать, почему тебе удалось так хорошо здесь прижиться. Ты наделена двумя очень важными качествами – умом и мужеством.
Персефону несказанно обрадовала такая оценка. Если бы он назвал ее самой красивой женщиной земли, она бы, пожалуй, радовалась меньше.
Впрочем, как знать?
Тем не менее щеки ее зарделись от удовольствия.
– Но если бы ты не метнул в кабана меч, я не успела бы взять дротик.
Он кивнул:
– Мы отлично сработались.
Пока она размышляла над его фразой, Гейвин взглянул на поверженного кабана.
– Жаль, что нам надо уезжать.
– Почему?
– Жареный кабан – очень вкусная вещь.
– Ты умеешь жарить кабанов? Он усмехнулся:
– Я умею их есть.
Сказав так, он схватил пробегавшую по поляне курицу, сунул ее под мышку и отправился за другой.
Они сели в лодку Персефоны, потому что она оказалась больше, а лодку Гейвина повели на буксире. В принципе не имело значения, на чьей лодке плыть, но Персефона испытывала тайную гордость, что ее судно стало ведущим.
– Где ты взяла свою лодку? – спросил Гейвин.
По его прикидке, от кормы до носа – двадцать футов. На лодке имелась одна мачта. Хорошая оснастка и плавные линии корпуса свидетельствовали, что судно добротное и произведено на ирландской или американской верфи.
