Мое уныние исчезло без следа, уступив место негодованию и желанию хорошенько проучить задиру. По высокомерно-презрительной усмешке я сразу понял, что этот щеголь сознательно подставил мне подножку. Он заслуживал хорошей трепки, и я лишь раздумывал, с чего начать.
Обидчик мой презрительно усмехнулся:
– Да этот провинциал еще и глухонемой! – бросил он, обращаясь к своим собеседникам. – Стоило бы его научить хорошим манерам.
– Так займитесь этим, господин учитель! – заметил я столь же презрительно. – Правда, для школьного учителя вы чересчур пестро наряжены. В таком наряде чертовски неловко действовать указкой! – И я выразительно скользнул взглядом по его шпаге, висевшей на расшитой золотом кожаной перевязи.
Он вспыхнул и схватился за оружие, но один из гвардейцев кардинала тронул его за локоть и отрицательно покачал головой. Тогда разряженный наглец, поворотившись ко мне и чванливо подбоченясь, предложил перенести нашу беседу подальше от посторонних глаз.
– Например, на Пре-о-Клер, – предложил он. – Через час. Надеюсь, вы успели узнать это место? Ведь, судя по вашему костюму, вы лишь сегодня заявились сюда из деревни и, возможно, не знаете Парижа!
Я почувствовал себя уязвленным. Мне казалось, что мой внешний вид свидетельствует не только о воинственности, но и о превосходном вкусе.
– Хоть я здесь недавно, – запальчиво ответил я, – мне неплохо знакомы окрестности аббатства Сен-Жермен-де-Пре! И немало любителей поучать других я там избавил от этой пагубной привычки!
На самом деле мне еще ни разу не довелось драться на дуэли – за исключением того случая, когда два вертопраха попытались сорвать с меня плащ. Но поскольку тот случай касался именно детали моей одежды, я с чистой совестью мог произнести это. Сказанное прозвучало достаточно внушительно. Во всяком случае, тень озабоченности легла на лицо моего соперника. Я же, смерив его и его друзей надменным взглядом, неторопливо пошел прочь.
Спокойствие стоило мне немалого труда. Отойдя от обидчика, я едва не запрыгал от радости. Еще бы – мне так неслыханно повезло! Настоящая дуэль с заносчивым щеголем сейчас представлялась лучшим способом избавиться от дурного настроения. Я нисколько не сомневался в победе и уж никак не мог поверить в печальный для себя исход. И то сказать: разве в восемнадцать лет кто-нибудь может всерьез усомниться в собственном бессмертии и неуязвимости? Словно хищный зверь, метался я по парижским улицам, вполголоса считая минуты. Щеки мои горели, глаза – я уверен – сверкали, а рука то и дело хваталась за эфес. Встречные поспешно уступали мне дорогу: видимо, я выглядел очень воинственно. Еще немного – и я неизбежно получил бы десяток новых вызовов – чему, впрочем, был бы только рад.
