– Войдите!
Дверь приоткрывается шире.
– Все в порядке, мистер Лундт? Вы сегодня припоздни…
Не тот голос, и следом за ним – не то лицо. Это Томсон, уборщик; он стоит у двери, ошарашенный.
Он встречает его взгляд, на одно мгновение, потом нажимает курок.
– Упоминал ли я, – сказал Дж. П., – что мой отец, старея, все чаще пытался убедить меня в том, что мир имеет смысл: указывал мне на ритмы, схемы, все, что могло бы свидетельствовать о наличии порядка. Он боялся, что я вырасту циником. Я этого страха не понимал. Некоторым не нужно искать порядок. Они в нем тонут, куда ни повернешься. Они чувствуют себя в тюрьме со строгим распорядком дня, где следят за каждым их шагом. Жадно выискивают малейшие частицы хаоса, вещи, которые не вписываются. Но все вписывается, в конце концов.
Он сказал это почти легкомысленно, но я расслышал нотку жалости к себе, из-за которой серебряный голос чуть скрипнул, словно ему не хватило смазки. Через мгновение Дж. П. как ни в чем не бывало продолжил рассказ о Лундте.
– Из «Пост» меня отправили в Ратушу, было около девяти. Шел густой снег. В здании царил бедлам. Полицейские пропустили меня наверх посмотреть, чтобы я мог написать точный отчет. Выстрел отбросил тело Лундта к стене. Пистолет лежал рядом, там же был носовой платок. На стенах и потолке была кровь. Мне пришлось выйти подышать – я был тогда совсем молодой. Трудно поверить, чтобы Дж. П. когда-то был молод.
Он выяснил, что два офицера полиции откликнулись на экстренный звонок и приехали в самом начале девятого, одновременно с Джеком Миллером – трое опоздавших на вечеринку. Все услышали выстрел и побежали к кабинету Лундта. Уборщик Томсон стоял у двери.
Его немедленно арестовали, решив, что он и есть тот убийца, о котором говорил Лундт. Томсон заявил, что невиновен, он просто обходил этажи, как обычно, и заметил в кабинете Лундта свет. Он открыл дверь и увидел беднягу с пистолетом у виска. Потом он застрелился.
Что до Миллера, тот сказал, что пришел потому, что Лундт звонил ему накануне. Он задержался на пару минут, чтобы зайти за сигарой в табачную лавку напротив.
Томсона отпустили на следующее утро. К тому времени в кабинете Лундта нашли письма о долгах, а кто-то получил его другие зловещие записки.
Все это было очень странно. Полиция еще раз допросила Миллера. Он настаивал, что знал Лундта только по работе и уж точно не давал ему в долг денег, не писал ему писем да и не получал их от него, если уж на то пошло. Что касается «беретты» с его отпечатками, то он не имеет ни малейшего представления, как она попала к Лундту. Следствие зашло в тупик. Адвокат Миллера уверил его, что, появись он в тот вечер в Ратуше минутой раньше, не миновать бы ему виселицы – столько улик против него.
