– Так что, ваше благородие, не могу знать! Наукам не учен! – бодро отозвался Саенко.
– Но землю-то хочешь, неученый?
– Это уж само собой, ваше благородие, это уж как водится!
– Вот видите. Впрочем, не подумайте, что я критикую ваше дело… Вы ведете святую борьбу, честь вам и хвала за это. Я не хочу охлаждать ваш энтузиазм. Но вот о чем стоит подумать: если вы победите – все будет прекрасно: Москва, цветы, дамы приветствуют победителей, гром победы раздавайся… почет, уважение, ордена… Но вот что вы будете делать в случае поражения? Мой совет – эмигрируйте. Не верьте никаким обещаниям большевиков. Сейчас они все наобещают – амнистию, безопасность, а назавтра всех загонят на каторгу или поставят к стенке. Они даже со своими союзниками так поступают, а с врагами – тем более.
– Пока до этого дело не дошло, – осторожно остановил Борис управляющего.
– Что ж… мое дело – советовать, а вы – человек молодой, молодость к советам стариков относится без воодушевления…
– А я так думаю, – вступил вдруг в разговор Саенко, – что в этих самых иных странах нам и делать нечего. Все там люди как есть нестоящие. Англичане, взять, – это ж такой народ! Даже самый простой, и тот совсем на нас не похож. Ты приглядись, как он шагает по улице. Идет – не своротит – ровно шкап какой! Всяк стороной его обходит, чтоб об угол не зашибиться. Что там у него за душой такое – неизвестно, – все в шкапу на замке. Неудобные они какие-то, англичане эти. Американцы – те как бы ничего: румяные, пьянчуги, драчуны. Это еще ладно, мы сами по этим грехам ходим. Но до чего ж они до денег жадные! Один в Крыму зазвал меня вино пить, и все-то передо мной золотом об стол звонил: бросит – и в карман, бросит – и опять в карман… Стол же каменный, золото звенит, так у него даже румянец на лице от радости. А платить – я же и заплатил, а он сбежал, шельма…
Борис дослушал Саенко и напомнил ему, что пора выходить в путь, если они хотят догнать свою часть. Борисоглебский дал им кое-каких припасов на дорогу и, порывшись в закромах, достал для Бориса короткий кожушок взамен порванной и запачканной чужой кровью шинели. После этого старик проводил их до границы парка, перекрестив вслед.
Борис шел легко. Сапоги не жали; управляющий не обманул: травки, которыми он напоил, сделали чудо, и совсем не чувствовалось последствий вчерашней контузии.
Около полудня путники увидели перед собой полотно железной дороги.
– Ваше благородие, обожди-ка маленько, – сказал Саенко, к чему-то прислушиваясь.
