Предложение красноносого философа было немедленно приведено в исполнение. Штоф откупорили и пустили по кругу.
Саенко сразу же сделался лучшим другом всего казацкого сословия. Его наперебой угощали табачком, подносили огонь к его короткой, вполне казацкого вида трубочке и вообще постановили единодушно, что еще самая малость – и был бы он, Саенко, самый что ни на есть настоящий казак. Этот лестный приговор как нельзя более воодушевил Саенко, и он в подтверждение его справедливости сообщил благожелательным слушателям, что в молодые свои годы, покинув родные места с чумаками, добрался аж до самого терского края и прожил целое лето в станице Кудебской.
– Так что, считай, я вам что ни на есть земляк!
– Земляк, земляк! – добродушно согласились казаки. – В Кудебской, говоришь? Вон Михеев тоже из Кудебской! Эй, Михеев, подойди до нас, тут земляк твой нашелся!
Михеев, молодой довольно казак с густыми сросшимися бровями и обвислыми длинными усами, поил в это время свою лошадь. Услышав про земляка, он с большой готовностью поручил коня однополчанину и степенно подошел к беседующим на бревнах. Саенко в качестве первого и наиболее убедительного аргумента протянул Михееву штоф, в котором еще изрядно плескалось. Михеев уважительно приложился к бутылке и, сильно потеплев лицом, обратился к новому земляку:
– Неужто ты, братец, из Кудебской? Чтой-то я тебя в личность не припоминаю. Да и вообще ты вроде бы не казак…
– Не, какой я казак! – скромно отмахнулся Саенко. – Я год только один у вас в Кудебской жил, в молодые лета… А только запомнил станицу вашу на всю мою остатнюю жизнь. Это не земля у вас, а просто мед с сахаром. Рай земной, одним словом. Земля черная, рассыпчатая как пух. Реки рыбны, прохладливы. Леса – ягод, птицы, зверя полным-полно. Сады плодовитые, огороды тугие, сочные. Луга зеленые, веселые, пчелы некусачие, меды сладкие, цветы – нет душистее…
Михеев, совершенно расчувствовавшись, приложился снова к штофу. Глаза его подернулись мечтательною пеленой, и едва ли даже не слеза блеснула в очах сурового казака. Однако, по прошествии нескольких задумчивых минут, наполненных сладкими воспоминаниями, душа его запросила конкретных деталей.
– А у кого ж ты, братец, жил? – спросил Михеев новообретенного земляка.
– Так у бабки Акулины, – с готовностью ответил Саенко.
– Это которая же Акулина? – не унимался любознательный казак.
– Да горбатая такая, старая совсем… То ж давно было, ты ее, может, и не помнишь…
