Родился. Мыслил. Умер | страница 36



Ставили Шекспира. Режиссер объяснил нам, что Джульетте было всего четырнадцать лет, то есть она как бы наша ровесница, некоторых из нас даже помладше будет, а в театрах ее традиционно играют те, кому завтра на пенсию, поэтому залы стоят пустые, народ не любит, когда его дурят за его же собственные деньги. Мы учили текст наизусть, все девочки были Джульеттами, поэтому никому не было обидно. Пока наши мальчики продолжали учить свои роли, режиссер сам подыгрывал нам вместо Ромео. Волшебная сила искусства! Как оно помогало отметать все лишнее, несущественное. Я зачарованно глядела на него и лепетала:


Что есть Монтекки? Разве так зовут

Лицо и плечи, ноги, грудь и руки?

Неужто больше нет других имен?

Что значит имя? Роза пахнет розой,

Хоть розой назови ее, хоть нет.

Ромео под любым названием был бы

Тем верхом совершенств, какой он есть.

Зовись иначе как-нибудь, Ромео,

И всю меня бери тогда взамен.

11, 2. Перевод Б. Пастернака


Нет, имя-то как раз мне его нравилось, и “лицо и плечи, ноги, грудь и руки” тоже нравились, я не замечала ни его возраста, ни запаха изо рта во время поцелуев, было наплевать на то, что где-то он бросил жену с ребенком. “Роза пахнет розой”, на солнце не бывает пятен. Хотя - вру. Я замечала, что он был почти в два раза старше меня: ему было уже целых двадцать восемь лет, еще два года - и пойдет четвертый десяток, возраст почти предпенсионный, сам нам рассказывал, что настоящие поэты дольше тридцати с хвостиком не живут. И запах не розы, а гнили, дешевых сигарет и еще какого-то мужского дерьма я тоже замечала, иначе не вспомнила бы об этом сейчас. Но для меня тогда он был Ромео, и “всю меня” я предлагала не тому клубному работнику с советским именем и отчеством, а именно Ромео. Да и фамилия Монтекки напоминала мне персонажей “Крестного отца”, которым мы бредили тогда, влюбившись в запретный фильм, увиденный на подпольных просмотрах в том же клубе, я могла идти с этим Капоне под пули. “Ты б был другим, не будучи Монтекки” - вот-вот, без этой фамилии он превращался в обыкновенного массовика-затейника. Так что имя было одной из основных составляющих героя моего романа, без имени и романа-то бы никакого не было, а только разврат с малолетками.

После окончания репетиции он выбирал какую-нибудь одну из нас для индивидуальных занятий, остальных отправлял домой. В его кабинете стояла раскладушка, нелегально он жил в клубе, бросив жену с ребенком, но оставив им квартиру. Индивидуальные занятия были прелестны, словами Ромео он признавался в любви, запечатывал наши уста театральным поцелуем, а дальше показывал то, чего в пьесе не было, зато было в очень красивом западном фильме, который он нам крутил в клубе. Голая задница киношного Ромео была более гладкой, чем у него, да и лет западному артисту было сильно меньше - режиссер фильма тоже, как и наш, пытался придать возрастную достоверность героям, по слухам же, приставал на площадке к юной красотке Джульетте, - но мы входили в образ, любили до гроба-склепа, готовы были к принятию любого яда, лишь бы очередь индивидуальных занятий быстрее двигалась.