— Скоты, скоты, — как заклинание повторял Николай Борисович, качаясь из стороны в сторону.
Натан, Шульман и Лёша молча вышли из душевой, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Вот теперь и пожрать можно, — радостно заявил Лёша, потирая ладошки. Кажется, он был очень доволен собой.
— Не суетись, — осадил его Натан. — Всему своё время. Инженер, жрать будешь?
Николая Борисовича вырвало прямо на пол. Тошнотворный запах разнёсся по всей камере.
— Во блин! Убирай теперь, — Шульман коротким ударом сбросил Инженера с койки. — Или тоже швабру хочешь?!
(Натан)
Незнакомец провёл Натана в ближайший дом. Завесил единственное окно старым байковым одеялом, зажёг керосинку, выставил на стол чугунок с вареной картошкой, солёные огурцы, помидоры и трехлитровую банку самогонки. Дом был пуст. Кроме стола, трех колченогих табуретов, проваленного, частично сгоревшего дивана и огромной кровати с пожелтевшей от времени периной, ничего не было. Только в углу висела почерневшая икона, на которой с трудом угадывался лик Иисуса.
Птенец снял свою доху и оказался стареньким, очень ветхим мужичком. На вид ему можно было дать и 70, и 150 лет. Хотя Натан мог бы предположить, что и во времена Парижской коммуны ему было столько же.
— Садись, мил человек. Здесь не часто люди ходят, — старик выговаривал слова ясно, чётко, без шамканья. Может быть даже слишком чётко. Так говорят, когда язык не является родным от рождения. — Рассказывай, кто ты, как сюда попал, откуда меня знаешь?
Натан протянул ему записку. Старик взял её осторожно, двумя пальцами, за краешек. Долго читал, шепча про себя слова, потом разлил по стаканам самогон:
— Давай! Помянем Яшу…
— Он жив, — заикнулся было Натан. — Я его недавно видел.
— Нет. На этом свете его уже нет, — старик опрокинул в себя стакан, не закусил, не занюхал, только вдохнул поглубже. — Хороший был человек, такие раз в сто лет рождаются.
— Вы давно его знаете?
— Как ты думаешь, сколько мне лет?
— Ну-у…Не знаю.
— Девяносто два. А Яшу я знаю лет пятьдесят, с тех пор, как он на горшок ходил. А лет тридцать пять назад выручил он меня, жизнь мне спас, так что я его должник. Но теперь он хочет, чтобы я тебе помог. Ты зять его, верно? Яша меня давно предупредил, что ты придёшь.
— Как он мог знать? Я мог бы уже сто раз погибнуть!
— Значит, знал. Неисповедимы пути господни, — старик перекрестился на икону. — Так чем же я могу помочь тебе?
— Яков Моисеевич велел на словах передать, — Натан наморщил лоб, вспоминая, — “Не все то золото, что в глазах блестит”…
