Быть у моря и ног не замочить? Мог ли молодой финский интеллигент, левый социалист избегнуть облучения со стороны соседних «братьев»? Это трудно предположить.
Далее. Куусинен был делегатом I конгресса Коминтерна в Москве в 1919-м, вместе с другими единодушно избрал своим председателем Г. Зиновьева. В Коминтерне Куусинен занимал весьма высокое положение, с 1921 по 1939 год он был членом его исполкома. Известно, что, несмотря на решение II конгресса Коминтерна (в котором Куусинен не участвовал) о запрещении членам компартий вступать в масонские ложи, связь некоторых деятелей со старыми «братьями» как-то и в чем-то поддерживалась. Теперь то здесь, то там появляются некоторые достоверные сообщения на этот счет.
Вот одно из них, в высшей степени выразительное, хотя тщательно запрятанное в болтливых словесах общего назначения. Свидетель известный… Арбатов-старший, вековечный советник Брежнева, одно из немногих доверенных людей Андропова. Он из числа тех, кто потаенно, исподтишка готовил пресловутую «перестройку», завершившуюся обвалом «реформ» (теперь Арбатов-младший продолжает папины начинания в гниловатом «Яблоке»). Так Георгий Аркадьевич-старший оставил свидетельство про Куусинена в 1991-м, когда он и его сподвижники находись в «головокружении от успехов». И рассказал, чего «премудрым» не надо бы болтать.
«О.В. Куусинен, – писал Арбатов, – был прекрасным учителем. Вопреки возрасту, это был человек со свежей памятью, открытым для нового умом, тогда очень непривычными для нас гибкостью мысли, готовностью к смелому поиску. Ну а кроме того, он думал. Честно скажу, я впервые познакомился с человеком, о котором можно было без натяжек сказать: это человек, который все время думает… То, что Куусинен думал, в общении ощущалось почти физически: ты чувствовал, что за каждым словом собеседника стоит работающая, все время проверяемая и шлифуемая мысль, что каждый твой вопрос, твою реплику человек серьезно обдумывает, взвешивает, оценивает. Тем, кто понял это, говорить, работать с Отто Вильгельмовичем было поначалу хотя и интересно, но сложно, несмотря на его – тоже тогда для начальства очень непривычные – простоту, доступность, демократизм. Ибо ты всегда был в напряжении, начеку, остерегался непродуманных слов. Потом почти все мы, видимо поняв, что лучше, чем мы есть, мы показаться «старику» (так его все называли за глаза) не сможем, начали себя вести естественно. Но при этом все становились хоть чуточку умнее – в присутствии сильного интеллекта, взаимодействуя с ним, сам невольно мобилизуешь свои резервы и возможности…
