– …долго… – продолжает Алек.
Интересно, может ли Вита сейчас испытывать что-то похожее на мои воспоминания. Она ведь уже другая. Люди быстро все забывают, даже женщины. Совсем недавно она была такой же, как я. Приобрести новое она не успела. Но, может быть, успела забыто достаточно много?
– …еще… – продолжает Алек.
Что чувствует сейчас он? Пожалуй, они оба уже не помнят по-настоящему, как все это было. Вряд ли Алек помнит даже все то, что происходило с ним, прежде чем мы стали единым целым. Если бы он хорошо помнил, как сидеть с Витой обнявшись, он вряд ли сидел бы так. Зачем? Он и без того бы помнил. Я помню все, даже сны.
– …лететь? – спрашивает Алек.
– Нет, – отвечаю я.
Сейчас я не сплю… Машины спят по-другому. Они могут замедлять свои мыслительные процессы. Если мы говорим, что машина производит, допустим, миллиард операций в секунду, это не значит, что она делает их ровно столько. Она может производить и миллиард, и миллион, и тысячу операций. Сто операций в секунду, десять, одну… Вот что такое сон машины.
Им машина спит. Все на корабле спят. Мы сидим в рубке управления, одни среди звездного неба.
Одни на селенную.
Простая одежда ничего не скрывает, не прячет ее красоты. Ничего не скрывает и ничего не приукрашивает.
– Я тебе кажусь диким древним человеком, да?..
– Я тебе кажусь диким древним человеком, да? – спрашиваю я Вигу.
– Почему, Фен? Ты что-то путаешь.
– К счастью, нет.
– Что ты имеешь в виду?
– А вдруг бы ты оказалась моей пра-пра-пра…
Никто не смеется.
– Перестань, Фен, – говорит Алек. – Не пробуждай воспоминаний. Мы и так знаем, что у тебя идеальная память…
Мне не хотелось их будить. Они не сообщат мне ничего нового. Что они могут? Сны, которые видели за десятилетия, когда мы были раздельно? Эти сны (если они были) скомбинированы из тех знаний, которые остались у них в памяти. У меня эти знания тоже есть. Я могу комбинировать их сколько угодно. Могу почувствовать, как лавина камней пронзает меня, в высшей степени неуязвимого.
О лавина камней!..
Мне не надо быстро лететь, чтобы века сокращались до мига. Мне достаточно медленно думать.
– Как хочешь, – говорю я.
– Быстрые долго живут – это доказал Эйнштейн. Тугодумы, как выявляется, живут не меньше.
Что такое время вообще? Почему оно направлено в одну сторону?..
Чувствовать время для человека не так уж хорошо. Оно несет в себе старость и смерть.
Удивительно – ни из одной прошлой жизни я не вынес никакого образа – личного образа! – старости и смерти. Есть люди старые, есть умершие. Но представить себе себя старым я не могу. И умершим не могу тоже. Не могу сделать это на основании опыта двух человеческих жизней.
