Война!
Трудно передать состояние, которое нас охватило, – это крах, все развалилось и погибло. Растерянные зэки совершенно не знают, что делать, что их ждет. Ложимся мы запоздно, уверенные, что ЦКБ раскассируют и всех разошлют по лагерям. Думается, это не было стадной паникой, нет, скорее, железной логикой. Нельзя же в самом деле предположить, что новейшее оружие для борьбы с врагом проектируют и строят те самые государственные преступники, которые совсем недавно продавали чертежи этого оружия – и не кому-нибудь, а немцам!
С трепетом ждали мы утра 23-го июня, что оно нам принесет? Это было поразительно, но оно не принесло ровным счетом ничего. Впрочем, неверно! Наутро попки пришли в форме, с оружием и противогазами. Позднее противогазы раздали и нам! Пришедшие на работу «вольные» ничего нового не принесли. В газетах, которые стали проносить без утайки, тоже, кроме речи Молотова, – ничего!
Через неделю мы поняли, что сохранен «статус-кво». Плохо одно, появились сразу же Минское, Даугавпилское и прочие направления. Очень быстро стало ясно, что из пресловутых лозунгов «ни пяди своей земли не отдадим никому» и «малой кровью и на чужой территории» – не получилось ничего, а это могло повернуться, как и обычно в таких случаях, репрессиями. Ухудшилось питание. Потом стали заклеивать стекла. Когда появились Смоленское и Киевское направления, нас заставили рыть во дворе щели и перестраивать склад старой дряни в бомбоубежище. Для нас, немного разбирающихся в самолетах и бомбах, занятие это было очевидно бессмысленным и кто-то предложил запеть – «вы сами копали могилу себе, готова глубокая яма». Затем ввели светомаскировку, в ЦКБ привезли гомерическое количество черной байки, и вместе с вольнонаемными мы занялись изготовлением штор.
По настоянию зэков Кутепов распорядился повесить громкоговорители и вывешивать «Правду» и «Известия».
Облегчения это не принесло, и без того было ясно, что армия отступает. Описания отдельных героических подвигов солдат и офицеров радости не приносили, слишком мрачен был общий фон. Мы понимали, что печатать их нужно, но понимали, почему нас так легко бьют и почему область за областью мы отдаем. Поползли слухи об эвакуации, к середине июля она стала очевидной. Теперь, наряду с работой над чертежами, зэки после шести вечера переоблачались в прозодежду, упаковывали все в ящики и сносили их в сборочный цех. Охрана и конвоирование превратились в чистую оперетку. Вот четверо зэков несут тяжелый ящик, за ними шествует здоровый попка. Навстречу другая, освободившаяся от своего ящика, четверка со своим попкой. Один из несущих явно слабеет, тогда из встречной партии кто-то становится на подмогу. В одну сторону идут трое, в другую – пятеро, и ничего. Как тут не вспомнить, что производство 100, 102, и 103 несколько месяцев тормозилось только потому, что тягач «расписывался за арестованного» и «не мог уследить за двумя».
