— Ерунда! — изрек мистер Ривз, слегка покраснев от этого намека на его округлившийся живот. — Не верю я ни в какую диету. Все это выдумки Голливуда. Только пищеварение расстраивается да нос становится красным и портится настроение. Добрая половина большевистских идей — от диеты. К тому же в нашем возрасте немного солидности не помешает. Накопления всегда пригодятся на случай болезни.
— Это в твоем возрасте! — Теперь покраснела миссис Ривз. — Дорогой мой Джон, ты, видимо, забыл, что, когда родился Бейзил, мне было всего восемнадцать лет.
— Восемнадцать?! — Мистер Ривз в изумлении уставился на нее. Должно быть, он вспомнил другую цифру, но одновременно вспомнил и о том, что с дамами о хронологии не спорят. — Хм!
Мистер Ривз надел очки и принялся листать «Дейли телеграф». На протяжении многих лет мистер Ривз читал утреннюю газету в поезде девять ноль пять, среди покачивающихся котелков, дыма вересковых трубок, шуршанья переворачиваемых страниц и бессвязных фраз, которыми обмениваются взрослые люди, сообщая друг другу по секрету то, о чем все — не только они — уже успели узнать из газет. И вот то ли из-за отсутствия этого привычного окружения, то ли с похмелья, но мистер Ривз никак не мог приступить к внимательному и неторопливому чтению газеты, о, чем он так давно мечтал, как об одном из удовольствий, уготованных ему новой Золотой эрой.
— А где Марсель? — осведомился он, пронизывающим взглядом посмотрев поверх очков на жену.
— Она еще не встала, душа моя.
— Это почему же? Уже без четверти десять.
— Но ведь она еще совсем ребенок, — мягко возразила миссис Ривз. — Ей необходим сон.
— В таком случае она должна раньше ложиться. Кто поздно встает, тот все упускает в жизни. Когда ты настаиваешь на том, что ей надо выдать ключ от дома, или смотришь сквозь пальцы на то, как она кривляется перед целым табуном юнцов, — тут ты не считаешь ее ребенком!
— Ах, Джон! Не будь тираном! — промяукала миссис Ривз. — К молодежи надо относиться нежно и снисходительно. Им нужно давать свободу. Если вмешиваться в то, с кем они дружат, или в их сердечные дела, можно только подтолкнуть их к тому, от чего так хочется уберечь.
— Возможно, возможно, — сказал мистер Ривз, слегка сбитый с толку столь неожиданным проявлением здравомыслия у собственной жены. — Но только ты позволяешь им делать все, что взбредет им в голову, а потом говоришь, что об этом ни в коем случае не должен знать папа, потому что папа этого не поймет, а вот мамочка понимает. Почему ты завела такой порядок в доме, почему дети никогда ни с чем не приходят ко мне? Меня ставят перед fait accompli
