Спустившись по лестнице, они подошли ко входу в студию.
– Вот, видишь… При большевиках тут был охранный пост, сейчас, из соображений экономии - пусто. Давай-давай, вперед! Видишь эти рычаги? Войдешь и запрешь наглухо. Но в студии будет человек пять-шесть: диктор, операторы, помреж. И ты со всеми ими должна будешь управиться. Тут я тебе не помощник.
Вера внимательно осмотрела помещение, в котором сейчас шел монтаж какой-то мелкой декорации, кивнула.
– А сейчас - вот сюда. Вот из-за этого столика будет вести новости диктор. Ты должна будешь ее… попросить. И занять ее место. Я не знаю, как поведут себя операторы, будем надеяться - смирно, так что постарайся не выходить вот за это пространство, - обвел рукой Василькин довольно большой виртуальный прямоугольник. И последнее: вот эта самая сигнальная кнопка. Но вообще-то я думаю, что она тебе не понадобится: Почувствую момент и запущу. Все запомнила?
Вера еще раз внимательным, цепким взглядом осмотрела помещение, потом прикрыла глаза, как бы /проявляя пленку/, и кивнула:
– Пойдем.
Они пошли по коридору прогулочным шагом. Вера вдруг сказала:
– Знаешь, Валентин: если б мне, кроме тебя, было с кем поделиться, я рассказала бы ему вот про какие сомнения…
– А Косячков?
– Валентин! Ну как не стыдно!
Василькин продемонстрировал, что ему стыдно.
– Только пожалуйста: не возмущайся, не перебивай, не переубеждай: я здесь, и значит уже давно сама себя переубедила. Но мне надо поделиться. Обещаешь?
– Хм… н-ну…
– Я ведь очень хорошо запоминаю, что ты по тому или другому поводу говоришь. Или даже без повода. Про то, например, что люди верят только тем, кто за свои слова расстается с жизнью. При них. Про тиви-шоу. Про то, чем прямой эфир отличается по биополю, по воздействию на зрителя, от записи. Во что я, как инженер, впрочем, поверить не могу. Если запись сделана с качеством, предельным для передающего канала, ни одна собака не отличит… И вот, меня никак не может покинуть ощущение, будто ты все специально /подстраиваешь/, чтобы это самое шоу /произошло/. С пальбой и кровью. И, возможно, с человеческой жертвой в эфире. Трогательной молодой барышней в мундире от Кутюр. Стоп-стоп-стоп! Ты обещал не перебивать! Но это не важно. Если даже и так, - а я верю, что это не так и что ты все делаешь правильно и единственно возможно, - так вот: если даже и так - ты спас мою жизнь и она все равно твоя. Помнишь, у Чехова: "Если тебе понадобится моя жизнь…" Молчи! Я лучше тебя знаю, чтО ты можешь возразить. К тому же, я надеюсь, что достаточно подготовлена, чтобы /человеческой жертвы/ не было. Ну, той самой, в мундире от Кутюр. Знаешь, эдакая профессиональная гордость. Или, может, заносчивость. А теперь я тебя прошу: забудь обо всем, что я тебе сказала, и продолжим рекогносцировку…
