Пройдя по такому морозу от станции, отец все еще был занят тем, чтобы сегодняшнее опоздание выглядело достаточно убедительно и не вызывало сомнений в его служебной целесообразности. Он был сдержан и исполнен достоинства. Он был так увлечен этим, что почти не обратил внимания на милиционера, посмотрел на него столь равнодушно, будто тот навещал нас регулярно, много раз.
И милиционер сразу понял, что нужен ему не отец.
Я уже спал, когда вернулся Глеб Васильевич. Мороз стрелял и звенел по парку, поезда уже не ходили. Они с милиционером пили чай, и увел он его только под утро.
Вскоре уехала и Ариадна Арсентьевна, одевшись определенным образом – строго и скромно, со сдержанным уважением к себе.
Возвратилась она вечером и не одна, а с Глебом Васильевичем, который был устал, небрит, но выглядел довольным и так же гордо нес седеющую голову. Ариадна Арсентьевна была, против обыкновения, возбуждена и объясняла, что в кооперации у него все в полном порядке, а арестован он был по наговору командира-соседа за то, что якобы свалил сухую сосну, но был отпущен с миром. Она предложила отметить радостное событие. Колины мать и бабушка, оживленно вспоминая подробности минувшей ночи, заторопились в большую комнату, но моего отца еще не было дома, мать ждала, чтобы открыть ему, и обещала зайти позже.
1974
