Сердюков недоуменно пожал плечами. Ему никогда в жизни не приходило в голову желание пересчитывать косточки съеденного граната.
– 613, ровно столько же, сколько заповедей Моисея. Впрочем, я не думаю, что это имеет значение для вашего дела.
– Для расследования важно все, любая деталь. Скажите, а в этих языческих обрядах, нет ли там черного колдовства, жертвоприношений, ритуальных убийств и чего-нибудь подобного?
– Понимаю и должен вас разочаровать, господин следователь. Тут вы не найдете никоей зацепки. Мы, караимы, народ человеколюбивый и мирный. Землепашество, торговля. Вот вы какие папиросы изволите курить, не фабрики ли «Дукат», как я случайно приметил?
Седюков вытащил портсигар.
– Да, вы наблюдательны. «Ню», а также «Визитные», неплохие папиросы. Но ведь вам в вашем сане, полагаю, не положено курить.
– Разумеется, не положено. Я к тому это заметил, что фабрика сия, к примеру, принадлежит караимскому торговому дому. И государь нас привечает, лично навещали. Караимы законопослушный, спокойный народ. И даже в самых древних, языческих верованиях вы не найдете ничего зверского или опасного.
Сердюкову ничего не оставалось сделать, как поблагодарить газзана и отправиться восвояси. Уже на пороге курортной гостиницы он столкнулся с Зиной Боровицкой. Девушка имела взбудораженный вид, шляпка съехала на бок, из-под неё выбивались темные волосы.
– Господин следователь! Я вас уже целый день ищу!
– Что еще случилось? – насторожился Сердюков.
– Я знаю, кто эта женщина! Я знаю, почему она убила моего брата! – выпалила Боровицкая прямо на пороге гостиницы. – Я догадалась! Это наша гувернантка! Розалия Киреева!
Сережа брел обратно парком Круунунпуйсто на свою дачу, едва волоча ноги. Красоты вокруг он не замечал. Что он скажет Розалии? И как он теперь будет слушать рассказы матери о необыкновенном человеке, которого на самом деле она просто выдумала для собственного утешения? Воистину, лучше слепое неведение. Зачем ему такая правда, которая разом разрушила весь его внутренний мир? Ведь образ отца был для него путеводной звездой, недосягаемым идеалом, к которому он собирался стремиться всю жизнь! И вот теперь оказывается, что не существовало никакого героя и поэта, а был всего-навсего ничтожный человечишко. А маменька какова? Как она могла так долго и вдохновенно лгать ему, сочиняя каждый раз все новые подробности такой якобы яркой биографии покойного папаши?
При мысли о матери слезы негодования и злой обиды вскипели на глазах юноши, и горькие рыдания подкатили к самому горлу. Нет, он не сможет ей этого простить! Уж лучше бы и вовсе не было никакого отца, или пусть бы был такой, какой он был, да только без героической лжи, без поэтического обмана! Сережа подхватил с земли палку и принялся стегать ею по траве. К дому он подошел с черной душой. Александра Матвеевна, встретив сына на пороге, испуганно спросила, отчего его так долго не было и почему у него расстроенный вид. Сережа насилу сдержался, чтобы с порога не выплеснуть на мать свою обиду, и медленно, немногословно поведал ей о встрече с Гнедиными, умолчав, пока, о главном.
