Предлагаемые читателю «Короткие заметки» и есть, на мой взгляд, нечто вроде таких армейских рассказов, – здесь часто нет последовательного повествования, порой это ответ на чей-то вопрос, порой реплика. В их краткости и одновременно подробности – их смысл.
И конечно, это лишь малая часть того, что увидено и пережито.
Лейтенант, сопровождавший нас от военкомата, подошел к воротам, часовой вызвал дежурного, нам снова – в который раз – сделали перекличку, и вот мы вошли во двор, в просторный двор военного училища с множеством казарменных зданий. Бросился в глаза огромный плакат на стене: «Если ты любишь Родину – учись на отлично!» Это звучало знакомо, по-школьному.
Мы любим Родину, мы будем стараться.
Вошли в большой барак, по стенам нары в три этажа. Выстроились посредине – в пальто, в ватных стеганках-фуфайках, в тулупах, на ногах валенки, бурки, сапоги, штиблеты. Разношерстная компания. На плечах мешки – «сидора». Появился старшина, разбил нас, как стояли, на взводы и отделения, выделил дневальных, указал каждому взводу его нары. Мы взгромоздились на дощатые нары, дневальные пошли за дровами, долго растапливали печку. Стемнело. Стало очень грустно. Не хотелось верить, что эта жизнь – надолго. Если бы сразу кто-нибудь твердо сказал, что служба будет продолжаться четыре года, это было бы тяжелейшим ударом. Думалось, что все закончится гораздо быстрее. Мы лежали и думали. Мы мечтали о том, как вернемся домой.
Это было время окружения немецких войск под Сталинградом. Впереди еще были многие великие битвы, но перелом в войне уже произошел.
Вечером прибыла другая команда, потом еще. Лишь один парень, сержант-летчик, присланный в училище из госпиталя, был немного старше нас. Он пел «Землянку» и подробно рассказывал о своем романе с медсестрой, О, эти рассказы! Может быть, была в них и правда, но большей частью были они выдуманы. А мы о девушках почти не говорили. Воспоминания, мечты и разговоры в первый год службы были только о еде. Это потом пришли задушевные беседы обо всем на свете – когда мы стали настоящими солдатами.
Правда, однажды веселый и нагловатый курсант Володька Замышляев, увидав у меня крохотную девичью фотографию, попросил посмотреть. Он долго глядел сквозь кулак и, возвращая карточку, сказал грустно: «Нужная девка!» – и уточнил: «Ценная девка!» Я был очень горд.
Кончился срок пребывания в карантине, вновь прошли мы всякие комиссии – медицинские и мандатные, – потом баня, где в одном предбаннике сняли с себя все, что было на нас штатского (вернее, все, что осталось, ибо многое ухитрялись продать на базарчике за училищем), а в другом надели зеленые гимнастерки, синие диагоналевые брюки, шинели и шапки, обули великую роскошь по тому времени – яловичные сапоги. И вот мы уже курсанты.
