– Почему?
Вот, наконец, вещь, которой она не знала!
– У него изуродовано лицо. Его танк взорвался возле Мюнхена. Он перенес, я уж не знаю, сколько операций, но ему кажется, что ни одна из них не закончилась успешно. И тогда он начинает по новой.
Официант тихо постучал в дверь, затем вошел в комнату мягкими шагами, неся бутылку шампанского. Он умело откупорил ее, наполнил два бокала и исчез, не глядя на них, с угодливой поспешностью.
– Какая скромность! Обслуживание производится призраками, – сказала Симона, забавляясь.
– Скромность здесь – это ложь. Здесь во всех спальнях полно микрофонов и миниатюрных кинокамер.
– Возможно, нас сейчас подслушивают, – прошептала Симона.
– В данный момент опасности нет, – улыбнулся Говард. – Устройство автоматическое и включается лишь тогда, когда задергивают шторы.
– Почему шторы?
– Весьма проницательно Джо считает, что до этого люди не скрывают ничего важного.
* * *
Джо поворачивался спиной или в профиль, избегая, насколько возможно, показывать лицо своим собеседникам. Огромный, массивный, но с быстрой походкой и плоским животом, он весьма заботился о том, что у него оставалось нетронутым: о своем теле. Однако его уклончивый взгляд был взглядом человека, напуганного собственным увечьем.
Его кабинет был обклеен фотографиями голых женщин, в позах скорее акробатических, чем скабрезных. С этой стороны, он, кажется, преодолел свои комплексы. Злые языки рассказывали, что для такого рода испытаний он надевал капюшон, как палач.
– Да, она приезжала сюда с Билли Боттомуортом, писателем.
– Я думал, что это известный гомосексуалист!
– О, он должно быть, бисексуал, – сказал Джо голосом глухим, как заткнутая труба. – Обычно он приводит своих сопляков, но он не пренебрег и этой девушкой. Хочешь, чтобы я напечатал для тебя фотографии?
– Нет, спасибо. Твои фотографии стоят очень дорого и в настоящее время я в них не нуждаюсь.
– Как хочешь, – рассмеялся Джо надтреснутым, почти неслышным голосом. – Во всяком случае, она ему очень нравилась. Он читал ей стихи и называл ее единственной женщиной своей жизни.
– И разумеется, он говорил правду, – иронично заметил Говард.
– Должно быть, это место ей понравилось, так как спустя некоторое время она вернулась с Кристианом де Льезаком, режиссером.
– Он тоже был увлечен ею?
– Я не знаю. Этот тип занимался не литературой, а немым кино. Только действие!
– Приходила ли она еще с кем-нибудь?
– Нет, это все.
– Ты знаешь Мэнни Шварца?
