Где нет забвенья,
Там по камню вьются руны,
И струны лиры
Молчат о власти лет.
За мною юность
Незапятнанного мира
Встала, как рассвет!
Забвенья нет,
А память стала силой,
Что хранит от бед, —
Она жива,
И взгляд не замутнен,
А морок и наветы
Сгинули, как сон, —
Таков закон,
Пока нетленным светом
Полон небосклон…
По зову памяти былой
О днях до солнца и луны
Я поднимаю голос свой,
Чтоб силы сделались равны…
сделались равны…
Правая рука взяла последний аккорд и возлетела вверх, в противовес свинцовой усталости, тянущей книзу — вознеслась, словно осеняя толпу, хотя нет, не толпу — уже не толпу, а людей, заворожено слушающих и начинающих уже растерянно озираться — а что мы, собственно, здесь делаем? Причём озираться обычными — обычными! глазами, с выражением растерянности на лицах — но не злобы! Сейчас ещё аккорд — ну же!
Рука Дона была уже на полпути к струнам, как её остановил пронзительный звон, который издаёт только лопнувшая струна.
Неужели порвалась струна? - молнией сверкнула паническая мысль.
Взгляд бросился к левой руке, сжимающей гриф, растерянно заблудился в лохматящихся обрывках струн вокруг… вокруг… обломка грифа, удерживаемой левой рукой. Взгляд растерянно мечется от струн к обломкам корпуса лютни, который разлетелся… разлетелся, потому что… Взгляд спускается и замирает, увидев причину этого — арбалетную стрелу, так называемый болт, пылающий чёрным пламенем, разбивший корпус лютни на кусочки и воткнувшийся Дону в грудь, пачкая рубаху ручьём текущей крови.
Ноги ослабли, не в силах выдержать груз тела, из которого вместе с кровью вытекала жизнь — и правая рука рванулась к бортику, чтобы уцепиться за него и продержаться на ногах ещё в течение хотя бы нескольких ударов сердца. Ведь каждое мгновение — это больше шансов спастись Грахелю и Миралиссе… Вдруг рука остановиласься и устремилась к груди, чтобы вынуть чёрный болт и спасти свою жизнь во исполнение обещания Миралиссе… Остановилась — и к бортику! Вновь остановилась — и к груди! Несколько раз метнувшись, рука сделала свой нелёгкий выбор, намертво уцепившись в бортик трибуны и помогая непослушным ногам удерживать тело в вертикальном положении. Хотя бы на некоторое время…
Только после этого пришла боль.
* * *
Миралисса дёрнулась и резко замерла, прижав руки к груди, издав при этом слабый жалобный стон.
— Что с тобой? — участливо подхватил её гном. — Что случилось? Не молчи!
— Дон… — с отчаяньем простонала эльфийка. — Он… он ранен, умирает…
