— Антония, я нисколько не притворяюсь. Я только хочу помочь, — ровно произнесла Триш. — Постарайся рассказать мне, если можешь. На что были похожи те синяки?
— Это явно были следы пальцев. Поэтому я и поверила Ники, когда она сказала, что Шарлотта поскользнулась. Я не дура. Если бы они были похожи на следы веревки, я вряд ли поверила бы объяснению Ники. Но я не сравнивала синяки с ее пальцами, если теперь ты хочешь спросить меня об этом.
Триш кивнула:
— Я действительно об этом думала. Я заметила, что у Ники необычно маленькие руки.
Антония покачала головой. Губы ее были плотно сжаты, серые глаза, казалось, окаменели.
— О боже! Лучше бы я никогда ей не верила. Нужно было тут же уволить эту сучку. Должно быть, я сошла с ума.
— Нет, не сошла. И не вини себя, Антония. У тебя было множество причин доверять ей, и ни одной — или крайне мало — сомневаться в ней.
Она должна понимать, что на Роберта падают серьезные подозрения, думала Триш. Должна. Как она этого не видит?
— В тот момент я даже не задумалась ни о каком риске, — продолжала Антония, словно Триш вообще не открывала рта. — Ники была сама убедительность, и Шарлотте как будто было с ней хорошо, но, может, это такая защитная реакция? Могло это быть? О, Триш, что мне делать? Я думала, что заставлю Ники сказать мне правду, но она не поддалась. Если полиция не сможет ничего от нее добиться и я тоже не смогу, что мне делать?
— Полиция узнает правду, в чем бы она ни заключалась. Но, если честно, я думаю, что Ники виновата только в небрежности. Судя по всему, она чрезвычайно предана Шарлотте и слишком… слишком добрая вообще.
— Я тоже так думала. Теперь я в этом не уверена. В любом случае все детские насильники должны нравиться, разве не так? Я хочу сказать, что они должны уметь настолько очаровать ребенка, чтобы тот им доверился.
— Да, должны… но даже в этом случае Ники не вписывается в образ тех насильников, которых я встречала или о которых слышала. Послушай, Антония, нет ли еще кого-либо, кто мог желать похитить Шарлотту? Не ради всего того, о чем мы боимся даже думать, а ради чего-то более тривиального?
— Чего, например? И кто, скажи на милость? И как что-нибудь, связанное с этим, может быть тривиальным?
— Ну, например, Бен. Я тут подумала, может, у него случился заскок и он захотел, чтобы Шарлотта немного с ним пожила? В конце концов, он же ее отец. Разве нет?
— Ой, не смеши меня. Разумеется, он ее отец. Ты ничуть не лучше его. А вообще, ты все усложняешь просто ради желания усложнить. Я бы хотела, чтобы ты этого не делала. Он никогда не выказывал ни малейшего желания взять на себя хоть какую-то ответственность за Шарлотту. Что типично. И даже если захотел, то это совсем не в его стиле.
