– Совершенно верно.
– Но вы сошли с ума! Они быстро осудят вас и расстреляют.
– Об этом не волнуйтесь. Лучше слушайте меня внимательно. Надо, чтобы вы разработали план бегства в Афганистан на двоих и чтобы вы были готовы осуществить его в любой момент. Я не смогу вас предупредить. Все, что я могу сказать вам сейчас, – мы придем вечером, когда стемнеет, и у нас будет целая ночь впереди. Я думаю, вам надо быть наготове с завтрашнего вечера.
– Но, – запротестовал "Голиаф", – я вам сказал, что ничего нельзя сделать, пока не будут сняты повышенные меры безопасности, а они еще остаются в силе. Все дороги, все вокзалы, все аэродромы под строгим наблюдением...
– Мой дорогой друг, повышенные меры безопасности будут отменены сегодня же вечером, как только МВД возьмет меня. Понятно?
Маленький человечек замер с открытым ртом.
– Я считаю, что вы совершенно сошли с ума, – сказал он наконец, вновь яростно скребя свою голову.
– Ладно, – ответил Юбер. – Можем идти спать. Хороший сон пойдет на пользу нам обоим.
Он отодвинул стул и встал. Сапожник сделал то же самое; он выглядел более угнетенным, чем когда-либо.
* * *
Юбер в последний раз любовался собой в форме МВД.
– А все-таки она мне идет, а?
"Голиаф" пожал плечами с гримасой отвращения. Он больше уже ничего не говорил.
– Мне не хватает только бинтов, но, поскольку вы их выбросили, лучше их ничем не заменять. Они могли бы это заметить. Они сочтут, что я сам снял их, что, кстати, правда.
Он похлопал хозяина дома по тощему плечу.
– До скорого, старина "Голиаф", и не дуйтесь так.
Сапожник выключил свет, потом открыл окно и тихо раздвинул ставни. В маленьком дворике все казалось спокойным.
– Идите, – шепнул маленький человечек.
Юбер подошел, перебрался через подоконник, держась за плечо "Голиафа".
– Не забудьте, – напомнил он очень тихо. – Вы должны быть готовы к уходу с завтрашнего вечера.
Он не стал ждать ответа и быстро пересек двор. Короткий осмотр – и Юбер вышел на улицу.
Его физическое состояние было еще далеко не блестящим. Голова по-прежнему болела, и некоторые движения он делать не мог; не мог он также глубоко дышать, так болели ребра. "Они меня вылечат", – думал он, направляясь к улице Чита.
Он спрашивал себя, какое наказание мог понести надзиратель, охранявший его в момент побега. Бедняга видел его в таком жалком состоянии, что ему не приходила мысль о возможности бегства арестованного; он не подумал, что укол морфия подействует так быстро и так эффективно. И, конечно, никто раньше не осмеливался бежать из здания МВД.
