— Лес…
— Заткнись! Вдруг мой старик за газетой притопал. Мимо лавчонки проскользнули молча — чего зря рисковать?
Одно боковое окно заколочено картоном — вставлять стекло не по карману, — и не разглядеть, есть ли кто-нибудь в лавчонке.
Лес вывернул руку Терри, прижал к лопатке, заставляя идти побыстрей, остальные держались по обе стороны, и то один, то другой без всякой надобности подгоняли его тычками и тумаками. Самый маленький, толстый мальчишка с грязными светлыми волосами, которому приходилось бежать, чтобы не отстать от других, отыгрываясь за свой малый рост, время от времени лягал Терри сзади по ногам.
Чем дальше, тем меньше становилось на улице признаков жизни. Заколоченных дверей и окон с табличками «Газ отключен», «Электричество отключено» уже стало больше, чем неплотно занавешенных окон: в ожидании, когда будут готовы гигантские многоквартирные дома, люди переселялись во всевозможные временные жилища, и все чаще в узеньких палисадничках ржавели кастрюли и консервные банки. Напротив первого пролета забора из железнодорожных шпал, огораживающего доки, на бывшем кафе висела табличка, которая вполне могла бы сойти за его некролог: «Обслуживаем в порядке живой очереди. Предварительные заказы на места не принимаем».
— Ты не в доки, а? Там ведь собаки…
— Нет, не в доки, — Лес опять больно дернул руку Терри — мол, давай поторапливайся. — А только вот чего. Услышу еще хоть слово, не этого вот отделаю, а вас самих!
Терри опять стал вырываться. Пока они шли по улице, ему было боязно, но почему-то после того как он упал, страх, что ему грозит серьезная опасность, который охватил его на эстраде, немного утих: ему казалось, он заслужил, чтоб его сразу отпустили — только бы представился случай объяснить, что он говорил им чистую правду. А теперь, после слов Леса, стало опять страшно. Нет, хорошего от них не жди. И вместе со страхом с новой силой вспыхнула ненависть. Дядя Чарли прав: подонков надо душить в зародыше.
Внезапно Лес остановился. Только что, кажется, гнал Терри во весь опор, и вдруг — стоп.
— Живо! — скомандовал он. — Ныряйте сюда. Только чтоб никто не видал.
Они стояли около дома, такого же, как почти все другие на этой улице: к дверям приколочено рифленое железо, окна забиты досками, стены склизкие, позеленевшие от сырости. Разит мокрой землей, к самому крыльцу наползли улитки, и у полуразрушенной ограды палисадника мотаются кусты бирючины, которую давным-давно никто не подрезал. Из камней дерзко пробился пыльный бледно-желтый нарцисс. Мальчишки пригнулись, чтоб не налететь на мокрые кусты, толкнули Терри к дверям.
