«Черные Пантеры», – сказал я. Затем я припомнил старого доброго «Джимбо» из аэропорта и мне стало интересно, о чем сейчас он думает. Наверное, очень нервничает; ипподром был переполнен копами и солдатами. Мы протискивались через толпу, через множество входов, миновали загон, из которого жокеи выводили лошадей и прогуливались рядом перед каждым рейсом, так что игроки могли к ним хорошенько присмотреться. Пять миллионов долларов будут сегодня на кону. Много победителей, еще больше проигравших. Что за хрень. Вход к местам для прессы был застопорен людьми, пытающимися попасть внутрь, кричащими на охранников, размахивающими странными пресс-картами: Chicago Sporting Times, Атлетическая Лига Полиции Питтсбурга… их всех поворачивали назад. «Давай, дружок, пропусти действующую прессу». Мы протолкнулись через толпу и попали в лифт, затем быстро вверх, к бесплатному бару. Почему нет? Получи и распишись. Сегодня очень жарко, чувствую себя не очень, наверное из-за этой гнилой атмосферы. Помещения для прессы были прохладными и просторными, много комнат, по которым можно было пройтись и места на балконе для просмотра забегов или наблюдения за толпой. Мы получили таблицу с участниками, и вышли наружу.
Пурпурные физиономии с типичной южной одутловатостью, старый Айви стиль, полосатые пиджаки и консервативные воротники на пуговицах. «Цветущее старческое слабоумие» (выражение Стэдмана)… рано угасшие, а может просто еще не перегоревшие. В лицах маловато энергии, маловато любопытства. Мучающиеся в безмолвии, после тридцати им нечем заняться в этой жизни, кроме как тихо существовать и развлекать детишек. Пусть молодые наслаждаются жизнью, пока еще могут. Почему бы нет?
Старуха с косой рано приходит в эту лигу…завывает на лужайке ночью, орет там рядом с этим маленьким закованным в кандалы ниггером в жокейском наряде. Может это он и орет, предвещая смерть. Тяжелые приступы белой горячки и чересчур много брюзжания в бридж-клубе. Обвалы на фондовом рынке. Боже святый, дите разбило новую машину, обвернув ее вокруг каменного столба у подъездной дорожки. У него нога сломана? Глаз косит? Отправь его в Йель, они там что угодно вылечат.
Йель? Видел сегодняшние газеты? Нью-Хэйвен в осаде. Йель кишит Черными Пантерами. Говорю вам, Полковник, мир сошел с ума, с катушек съехал. А они говорят мне об этой гребаной женщине-жокее, которая, может быть, будет участвовать в Дерби.
Я оставил Стэдмана рисовать в баре Пэддок и вышел, чтобы сделать наши ставки на четвертый забег. Когда я вернулся, он внимательно разглядывал группу молодых людей у столика неподалеку. «Господи, ты только посмотри на это порочное лицо!», – зашептал он. «Смотри, сколько безумия, страха, жадности!» Я посмотрел и быстро повернулся спиной к столику, на который он показывал. Лицо, которое он выбрал для зарисовки, было лицом моего старого друга, в старые добрые деньки восходящей школьной футбольной звезды с блестящим красным Шевроле с откидным верхом и очень быстрыми, по слухам, руками, со щелканьем расстегивающими бюстгальтеры. Все звали его «Кэт Мэн».
