– Перископ закрой, на экран гляди… – а чего глядеть, нас ведь сейчас кончать будут. Не успел я перископ закрыть, только глаза отвел – и из окуляра в лицо бьет сноп белейшего света, а экран засвечен напрочь. Земля содрогается, потом еще один удар – по корпусу. В наушниках мощный треск – через броню импульс прошел, и когда секунд через десять я снова способен что-то видеть, то в перископе красный туман, все тот же, а впереди зарево, но уже совсем другой природы. Серчо возбужденно командует:
– Скорее, на полном ходу к стыку! Не бойся, там не эпицентр, остальное наша кожура выдержит!
Впереди чисто – по сравнению с тем, что было только что, только гуляют отсветы разных оттенков, и я рву с места в проход – там мрачно, оптика ничего не дает, да и от экранов толку мало, наугад иду. Танк то встает на дыбы, то валится набок, и я молюсь про себя всем здешним богам: лишь бы не опрокинуться, опрокинемся – все, никакая броня не спасет, тут больше пяти минут даже в ней нельзя быть. Свет одной уцелевшей фары вырывает то изуродованные камни, то упирается в серое небо… В общем, переползаем мы через стык, приведя в умопомрачение внешний дозиметр и получив настоятельную рекомендацию на немедленную дезактивацию корпуса. Дорога – не дорога, путь наш становится ровнее, а через два часа миновал я последние скалы. Впереди – степь, трава и редкие деревья, а на востоке уже солнце показалось – лезет, желтое, чистое, как вымытое. Я гоню коробку во всю прыть, и часам к девяти, когда нас от Мелкогорья отделяют три десятка километров, мы тормозим около небольшого озерка. Я через него три раза проехал, потом поставил режим автосторож, и все. Посидел с минутку и ползу на четвереньках в жилотсек. Там тихо, народ пристегнут к койкам.
У Чисимета лицо бледное, зубы оскалены, а глаза закрыты. У Знахаря тоже глаза закрыты, и проходит минута, прежде чем я сознаю, что он не дышит.
– Когда? – спрашиваю.
– Ночью еще, сразу после взрыва, – Пьеро говорит. – Они оба сознание потеряли. Только Чисимет, пожалуй, выберется, а он не смог.
Дрон в шлюзе натягивает скафандр, потом выходит делать приборку, а мы сидим и молчим – только слышно, как за стенкою сжатый воздух шипит. Серчо достает простыню, и мы заворачиваем Знахаря в нее, Сергей зашивает. Я беру лопату и лезу вслед за Дроном, отхожу поскорей от танка и, определившись по компасу, копаю могилу, строго с запада на восток, так у них на Побережье принято. Затем мы так же молча укладываем туда Знахаря и засыпаем, делая полукруглый холмик. Амгама, так же ни слова ни говоря – обычай ведь, хотя и прибрежный – вгоняет в землю в трех шагах от изголовья свое копье и привязывает сверху пук травы. Мы с Сергеем поднимаем винтовки в небо и делаем три выстрела – у нас тоже свои обычаи есть. Серчо зовет к танку.
