* * *
И вдруг разом предвыборная кампания закончилась, состоялись первичные выборы. К финишу я пришел первым, получив 311 000 голосов, Ленуар – вторым, 190 000 голосов, а старый Джек Мур – 130 000. Теперь, чтобы победить меня, Ленуар должен был сотворить чудо.
Потом кампания началась снова: предстояли вторичные выборы. На севере основное значение имеют первичные выборы, а у нас по-другому: главные – вторичные. На деле, во всяком случае.
В воскресенье после первичных выборов к нам зашел Сильвестр.
– Здорово получается, а? – хохотнул он. – Если судить по нынешнему моменту, то, по предварительным подсчетам, нам обеспечена победа большинством примерно вдвое. Таковы показатели.
Чтобы убедиться, крепко ли мы стоим на ногах, он притащил из Нью-Йорка счетную машину. Нужно отдать ему должное: он никогда ничего не делал наполовину.
– Значит, теперь все в порядке. – Я налил себе еще кофе.
Он бросил на меня тяжелый взгляд.
– Не заблуждайся. Они начинают бояться и потому становятся опасными.
Солидный, в сером костюме с черным с золотом шелковым галстуком, он стоял выпрямившись и смотрел не на меня, а куда-то вдаль, в сторону, в пространство. Потом его мысли снова вернулись к нам, и он сказал:
– Настало время вести себя осторожно.
– Конечно, – поспешил согласиться я. – Но ведь шерифы уже приступили к работе, и старого Джека Мура мы купили, значит, кроме еще нескольких голосов, нам вроде ничего не требуется. Похоже, все уже сделано.
– Само по себе ничего не делается! – сказал Сильвестр. – Между идеей и ее воплощением целая пропасть. Нельзя, наметив курс действий, предоставить событиям развиваться самим по себе. Всякое может случиться. Нужно тщательно за этим следить. И направлять. Всякое, повторяю, может случиться.
– Что же, например? – грудным голосом медленно протянула Ада, и я посмотрел на ее колени, обтянутые красным шелком халата.
Сильвестр размеренно, как секундная стрелка часов, повернулся к ней. Он посмотрел ей в лицо, и я подумал: какое чувство он испытывает сейчас? Если ему не чуждо все человеческое, значит, он должен желать ее, но слово "человеческое" к нему не подходило. Я никогда не видел, чтобы он ухаживал за женщинами, пил больше одной рюмки, да и ту не до конца. Я ни разу не видел, чтобы он допустил ошибку. В конце концов он наверняка где-то промахнулся. Но никому не суждено узнать, как это случилось.
– Что, например? – повторил он. И глубоко вздохнув, ответил: – Катастрофа.
