– Самоуправление. – С его языка стекал мед, он был проповедником, вещающим с кафедры, или чьим-то добрым стареньким папочкой, стоящим у чужого пирога.
Он закурил сигарету, и по машине медленно поплыл аромат богатства и легкой жизни. Окна в машине были наглухо задраены – работал кондиционер, хоть и стоял уже конец октября, но в тени в этот день термометр показывал тридцать выше нуля. Я смотрел в окно на теснившиеся по краю болота невысокие, с густой кроной деревья, над которыми, обжигая всех и вся вне нашего "империала", пылал огненный шар. Потом я посмотрел вперед на белую ленту шоссе, уходившую вдаль, туда, где в едином сиянии сливались солнце и бетон.
– Самоуправление. – Сильвестр сразу перестал быть чьим-то папочкой. – Шерифы смогут управлять сами или позволят управлять другим и за это будут получать деньги. Игра на скачках, автоматы, рулетка и публичные дома – все будет в их руках, если нас выберут. Они смогут управлять всем, чем захотят, если нас выберут. В своих округах они будут королями. Если нас выберут.
Наступило молчание. Потом Ада задвигалась и откинулась еще глубже на подушки "империала".
– По-моему, мы только что одержали победу, – сказала она.
– По-моему, тоже, – сказал Сильвестр.
* * *
Наконец вся подготовительная и организационная работа осталась позади. Началась предвыборная кампания. Теперь мы были в пути. Мы катались по штату: Сильвестр в черном "империале" с шофером за рулем, мы с Адой – в трехлетней давности "понтиаке" с новым мотором от "кадиллака", а мои музыканты – в новом "олдсмобиле". Если бы я сам сел в новый "олд", это могло бы мне повредить, а вот ребята должны были ездить как раз в новом. Такова политика. Мы носились по широким шоссе, проложенным Хьюи и его преемниками, стирали шины на залитых асфальтом дорогах, построенных местными властями, и вздымали огромные клубы коричневой пыли на тех грязных, засыпанных гравием проселках, на честь прокладки которых никто не претендовал.
Эти два месяца слились в марево скоростей и дорог, и в этом мареве смутно проступали какие-то места и чьи-то лица, которые вдруг, вспыхивая, как фары во тьме, неслись на меня в упор, а потом исчезали где-то позади.
Мимо обрывов из красной глины, рыжего с белым скота и полей зеленого хлопка, уже чуть тронутых инеем, мы мчались в Шривпорт. Потом через весь штат на северо-восток в Монроэ с его нефтегазовыми буровыми вышками, откуда три часа пути в Александрию в самом центре штата, где высоко в небо вздымаются сосны. Спутанные коровы абердинской породы еще смотрели нам вслед с красно-коричневых холмов, а мы уже мчались на юго-запад к Лейк-Чарлзу через Бугали, где живут настоящие креолы и где на плоские долины ночью спускается такая тьма, что кажется, будто вы очутились в аду. Черные пастбища там окаймлены низкорослыми деревьями, ограды похожи на тюремные решетки, а в свете луны вдруг видится нечто, похожее на виселицу. И потом обратно на восток в Доналдсонвилл, милый белый городок на берегу широкой медленной реки, где люди говорят негромко и только по-французски.
