– Это он, – сказал я.
– Что ему... – Она замолкла.
Что-то написав на листке бумаги, Сильвестр Марин отдал листок мальчишке в брезентовых штанах, который побежал по дощатому настилу в сторону отеля.
Она повернулась ко мне. Лицо ее было белым как мел. Я почувствовал, как ее пальцы стиснули мне локоть.
– Ты знаешь, зачем он приехал? – спросила она.
– Знаю. – Я взял ее за плечи. – Он приехал за тобой. Скажи ему, что ты передумала. Что ты не хочешь иметь с ним ничего общего. Вот и все, что тебе нужно сделать.
– Все и все, что мне нужно сделать, – беззвучно повторила она.
Я посмотрел ей в лицо и не понял его выражения. Она показала, что не боится Сильвестра Марина. Значит, это не страх. А может, страх?
– Вот и все, – повторил я. – Одевайся, спустись вниз и отправь его назад.
– Да, я сейчас оденусь.
Она сидела у туалетного столика, когда в дверь постучали. Я взял записку Сильвестра и прочел ей вслух.
– Ничего, – сказал я, глядя, как она накладывает румяна на свои побледневшие щеки. Листок бумаги жег мне руку. – Придется тебе еще раз сказать ему, что ты передумала.
Несколько секунд я следил за ее лицом.
– Может, ты боишься его? – спросил я.
– Ты же знаешь, что нет, – ответила она, подняв на меня взгляд.
– Почему же тебе в таком случае страшно?
Она ответила мне долгим взглядом и промолчала, и я почувствовал, как сам чего-то боюсь.
Одетая и накрашенная, она стояла передо мной. Много позже я часто думал, что было в ее мыслях или в ее сердце в ту минуту. Но и тогда, как и сейчас, я не знал. Быть может, именно то, что лежит в основе каждого решительного шага: вопросительный знак. Глядя на этот вопросительный знак, я неуклюже пробормотал:
– Ну а теперь иди, скажи ему и возвращайся. Через десять минут все будет позади.
Улыбнувшись, она дотронулась до моей руки:
– Конечно.
– Может, мне пойти с тобой?
Все еще улыбаясь, она покачала головой.
– Нет, я справлюсь сама.
Она коснулась рукой волос, бросила последний взгляд в зеркало и направилась к двери.
– Пока, милый, – сказала она. – Я сейчас вернусь.
Она отворила дверь и вышла. И вдруг, почти закрыв дверь, снова открыла ее.
– Стив, – сказала она, – я люблю тебя.
Затем дверь закрылась, и я услышал, как замерли ее шаги в длинном коридоре.
Знал ли я тогда? Я не уверен. Я так отчаянно хотел не знать, что, может, и не знал.
Сев в кресло, я закурил сигарету, но, затянувшись раза три, бросил ее на пол. Затем подошел к окну и выглянул.
Сильвестр все еще стоял на причале. Он замер в ожидании, как тигр, притаившийся на скале над тропинкой.
