Напротив Лысана вертелся и подпрыгивал на стуле тот, кого щекотали, – остроносый мужчина лет тридцати. Его лицо и все тело постоянно находились в хаотическом и бесполезном движении. Шныряли и бегали глаза, подергивался кончик носа. Тонкие, как шнурочки, губы кривились и принимали самые разные конфигурации, чем-то отдаленно напоминая дождевого червя. Интенсивность телодвижений Шакала была прямо пропорциональна степени его возбуждения. Подергивая плечами, Шакал продолжал:
– Он меня чуть до смерти не защекотал! Здесь на пленке не слышно, а я ведь все время, это самое, смеялся, только тихо… Как сейчас… – Физиономия Шакала стала похожа на карнавальную маску – он действительно смеялся беззвучно. – Вы же сами запретили Алексису его трогать, чтобы, это самое, не стукнуть, а он… Вы же слышали! Сказал мне, что скажет все на ухо, а потом зажал… это самое… голову между колен и щекотал! Алексис меня еле вытащил…
Смех в динамике прекратился, и была слышна какая-то возня. Лысан выключил магнитофон и заговорил, продолжая рассматривать сандалии:
– Значит, вы что-нибудь напутали с таблетками? Сколько таблеток-то бросили?
– Вы же говорили, что две! Значит, Алексис бросил две. Я точно не знаю – он все делал сам. Вы сказали, после этих таблеток ослабляются эти самые, волевые центры. В общем, что он ответит на любой вопрос, как дитё! А он… – Шакал опять беззвучно смеялся. – Алексису усы выщипал! Когда Алексис начал меня отбивать, он его за ус поймал и выдернул половину!
Усы Алексиса мало волновали Лысана. Он мучительно анализировал происшедшее и обильно потел. Там, на континенте, ему сказали, что после одной бесцветной таблетки, которых в «дайкири» Луиса было положено две, человек становится неудержимо болтливым, а через некоторое время и совсем теряет ориентацию в пространстве и во времени на несколько часов, то есть не помнит себя. Но Луис Хорхе Каррера не говорил ни одной внятной фразы! Он постоянно хохотал, пел и, судя по топоту ног и рассказу Шакала, несколько раз танцевал. Объявляя танец, он, кстати, и произносил единственную понятную фразу: «Перуанский танец – «Майская палка»!» Эта фраза постепенно заняла в голове Лысана все свободное место, и он обсасывал ее с разных сторон. Положим, кое-что здесь выловить можно. Есть, по крайней мере, реальное указание на страну. Но почему палка? Почему майская?
– Какого черта вы утащили его одежду? Я же говорил обыскать, но раздевать не говорил. – Лысан раздражался. – А если он, значит, в полицию заявит и вами здесь займутся… – Брюки и рубашка Луиса валялись на полу.
