Спустилась ночь, и где-то в лесу раздалось легкое постукивание. Нкима стряхнул с себя сон и напряженно прислушался. Стук становился все громче и громче и вскоре заполнил собой джунгли. Источник шума находился недалеко, и, как только Нкима это понял, он заволновался.
Высоко в небесах светила луна, но внизу в джунглях царил мрак. Нкима разрывался перед дилеммой – ему хотелось пойти туда, откуда доносилась барабанная дробь, но он боялся опасностей, подстерегающих его на пути. Но в итоге желание победило страх, и, держась верхушек деревьев, он помчался на звук, пока наконец не оказался над маленькой поляной почти круглой формы.
При свете луны внизу он увидел знакомое зрелище: там исполняли танец смерти, дум-дум, великие обезьяны То-ята. В центре амфитеатра находился один из тех примечательных глиняных барабанов, которые с незапамятных времен слышал первобытный человек, но которые вряд ли кто-нибудь видел. Перед барабаном сидели две старые самки и колотили по звучной поверхности короткими палками. Звуки складывались в некое подобие ритма, и под эту музыку, образовав круг, бешено плясали самцы; а по внешней окружности тонкой цепочкой на корточках сидели самки и молодняк – восхищенные зрители этого дикого спектакля. В двух шагах от барабана на земле лежал труп леопарда Шиты, чья смерть и послужила причиной ритуального действа.
Скоро танцующие набросятся на труп, примутся колотить его тяжелыми палками и, вернувшись в крут, возобновят свой танец. Потом они во всех деталях изобразят сцену охоты, нападения и смерти, после чего побросают дубины и, оскалив зубы, накинутся на труп и начнут разрывать его на части, ссорясь между собой из-за лакомых кусочков.
Нкима и его сородичи, как известно, лишены такта и рассудительности. Существо поумнее молча дождалось бы, пока закончится танец и пиршество, наступит новый день, когда огромные самцы племени То-ята выйдут из состояния истерического безумия, вызванного грохотом барабана и танцем. Но малыш Нкима был всего лишь обезьяной. Ждать он не умел. Не было у него того душевного склада, который проявляется в терпеливости, и он повис на хвосте, оглушительно бранясь и пытаясь привлечь к себе внимание великих обезьян.
– То-ят! Га-ят! Зу-то! – вопил он. – Тарзан в опасности! Идите с Нкимой и спасите Тарзана!
Прервав танец, великий самец поглядел наверх.
– Прочь, ману, – прорычал он. – Убирайся или мы убьем тебя!
Малыш Нкима решил, что поймать им его будет не так-то просто, и продолжал качаться на ветке и орать благим матом, пока наконец То-ят не послал на дерево молодую и не слишком тяжеловесную обезьяну, которой было велено поймать и убить Нкиму.
