– Во дела! Сам искусствовед пожаловали! – закричал живописец и, обнимая Павшина, быстро продолжал:
– Картину только кончил, мужиков позвал!
Пьем вот… Надо же кому-то показать. Работа непоказанная душу распирает. Гляди, цени. Васютка, налей искусствоведу, – обратился Каретников к одному из дружков. Васютка долго упрашивать себя не заставил, а вскочил и, плеская мимо стакана, налил водки Мише.
– Я не пью, – сказал Павшин. – Пожалуй, я приду в другой раз. У меня дело…
– Как это в другой? – заорал Каретников, зверея. – Ты искусствовед, я художник. Смотри, критикуй, отрабатывай свой хлеб. Не будь нас, художников, на хрена все твое искусствознание?
Паша вскользь глянул на картину. Типичный заказной сюжет. Два сталевара. Ручей расплавленного металла, на втором плане цех, мелкие фигурки с тележками, баба в красном платке – все, как положено. Миша отметил, что картина еще очень сырая.
Писать ее надо долго. Скорее всего, не меньше месяца. Цвет Каретников чувствовал: в банальном заказном сюжете имелись удачные находки. Каретников хорошо вписал в пар от горячего металла интерьер Цеха. Белая дымка позволила обобщить план, уйти от деталей.
– Стае Филиппович, картина ваша в работе. Закончите, поговорим. А пока я пойду.
Каретников после слов Павшина успокоился и примирительно заявил:
– Тебя, брат, не проведешь. Молодой, да ранний.
Ты уж не обижайся, говори, с чем пришел. Не думай, я в себе… – И, повернувшись к дружкам, добавил:
– Завтра зайдете.
Когда рабочие, пошатываясь, покинули мастерскую, Каретников пожаловался Павшину:
– С них сталеваров приходится писать. Натурщиков вторую неделю не шлют. Черт знает что у них там за порядки. А с этими какая работа? Притащат водки из магазина. Водка у них дармовая, а выпить негде.
Вот они двадцать минут позируют, два часа пьют. Ну и я с ними, чтоб не отрываться от народа…
Павшин достал конверт и протянул Каретникову.
– Зинаида Сергеевна велела прочитать и подписать.
Каретников читал медленно. Закончив, он уставился на Павшина.
– Ты с этим ко мне?!
Больше слов Каретников произносить не стал, а схватил Мишу за шиворот, подтащил к двери и, раскрыв ее ногой, вышвырнул Павшина, как щенка, на лестницу. Миша, ударившись о железную сетку шахты лифта, слышал, как Каретников захлопнул свою дверь и повернул ключ.
Павшин пешком спустился с девятого этажа, вышел во двор, сел на скамейку, и у него началась истерика…
– Гляди, искусствовед расстроился.
Миша протер глаза и увидел Васютку, с жалостным участием взирающего на него. Приятель Васютки мочился за скамейкой, на которой сидел Миша.
