– И не было? - спросил я, смахивая со скамьи упавший с дерева лист.
– Только сейчас и поняла, что было. Когда лишилась. А до того не задумывалась - что это такое? Да ладно, ты-то как? С женой-то замирился?
– Ненадолго. Сегодня опять ушел. Видно, уже насовсем.
– Вот и я думаю - не сладится у вас. Бывает, беда и тревога сдружат навек, а бывает, что и наоборот. Через все уже вы с ней прошли. Больше нечего вам вместе ждать, все пережито - и радость, и горе. Порозно вам теперь ищи. Ты уж не серчай на нее. Нет тут виноватых. Вы свою чашу общую до дна уже осушили…
– Меня тут никто не спрашивал? - переменил я разговор.
– А как же! Раза два уже был мужик, все вокруг дома ходил, в окошки заглядывал…
– Какой мужик, Глаша?
– Обычный. В пиджаке. Говорит. Сергеев-то тут бывает?
– А ты что?
– Говорю, бывает…
Аи да молодец, Глаша!
– Говорю, седьмого числа обещался приехать.
Аи да умница!
– Теть Глаш, я у тебя переночую, а?
– А то! Мы еще и выпьем с тобой, Только Поручика забери. Полковника наследство. Небогато нажил - кота да медали.
– Вы забрали их?
– Не беспокойся, все прибрала. Им-то не надо никому. Им главное - участок. Чужие они ему хоть и родня - а чужие! Он-то совецким был, а они совсем другие, сейчас дом ставят. Да ведь ты и видал его. Старый-то уж не поправить было, весь в дырках от пуль…
Правильно, сперва кулями разнесли, а потом бульдозером сровняли. Один процесс.
– Да и ни к чему им такой - простой больно, без затей, стыдно им в таком дому гостей принимать. Да и медали им ни к чему. Все прибрала, тебе хотела отдать, по обычаю - память будет. И мундир с орденами, и документы.
– А бинокль?
– И его прибрала - опять про тебя вспомнила. При твоих делах - тебе нужная вещь. Ну, пойдем, темнеет уже. Не заметили, как и осень подобралась…
Глаша собрала свой узелок, низко поклонилась могиле, что-то прошептала и перекрестилась, Я расстегнул куртку и сунул Поручика за пазуху. Он благодарно прижался ко мне теплым худеньким тельцем, но не мурлыкал. Теперь уж, наверное, и не будет.
Утром я распихал по карманам фляжку с водой, пару бутербродов, сигареты, повесил на шею бинокль и пошел к церкви. Ее высокая колокольня стояла еще облезшая, без кровли, но колокола уже висели полным комплектом. Звонил в них, разгоняя грачей и собирая прихожан, бывший председатель бывшего колхоза «Васильки» Петька Просвирин, далеко не старый еще мужик. Звонил не худо, в лад, в тон и, как говорится, точно по теме. И дивиться тут нечему - наш человек на все горазд: что в колокол бить, что народом руководить. Как-то я спросил его, как ему удалось освоить такое забытое и непростое дело.
