Афганец тоже сверкнул глазами. То ли с ее слов, то ли из-за выражения лица Хайда до него дошло, что ищущие Хайда американцы представляют для него реальную опасность.
– Оружие, что ты обещала, – быстро! – коротко приказал Хайд, сбрасывая со счетов мужчину, старясь повлиять на женщину. – Где? Сколько? – Сознание было раскованным, но мысли перескакивали с одного на другое. – Быстро, оружие! – Он не спускал с них глаз. Руки тряслись. Ударил кулаками по столу. – Говори медленно! Сколько их? Где они? Как близко? – Он достал из овчинной куртки пачку засаленных пестрых банкнот и бросил на стол, зная, что деньги немедленно притянут их внимание. – Сколько?
Вместо ответа она, словно догадываясь, что для него важнее, вытащила из-под стоявшей у стены узкой кровати тупорылый "Калашников" – старый АК-47. Он почти не отражал свет затухающего очага и лампы, но от него пахло смазкой – будет работать, убеждал он себя, осматривая оружие. Два запасных рожка. Он кивнул, и женщина схватила деньги.
– Четыре... шесть, – ответила она. – В овощной палатке Акбара, через две лавки отсюда. – Вскинув голову, она показала на дверь в конце узкого прохода, давая понять, чтобы он уходил. Хозяин прошел между ними. Над головой у Мохаммада вился вылетевший из-под кровати мотылек. Потом он полетел к горевшей лампе. Как и сам Хайд, мотылек был здесь не ко времени. – Уходи! Если Акбар видел тебя, он им скажет. – Мужчина прошел сквозь колышущуюся от сквозняка занавеску и, глухо стуча костылями о земляной пол, направился в лавку.
– Что позади двора? – Ему было не вспомнить. Но она, не обращая больше на него внимания, пошла вслед за свекром.
Он огляделся. Два окурка, треснутое блюдце. Шуршание длинных черных одежд. Мотылек, опаливший крылья над лампой. Смертельная усталость, померкшее, как слабый свет в комнате, восприятие происходящего. Прижал к щеке ложе автомата, и одно это движение вызвало в нем дурноту и неуверенность в себе.
Он дрожал, словно вылезший из воды пес. Безмолвно кричал на себя, ругался, выл.
Всю дорогу, пока шел по проходу к задней двери.
Распахнув дверь, стал слушать шум базара. Трудно что-либо сказать. И видно плохо, потому что из-за снега тени становились глубже, да и сам снег перемешался с разбросанным всюду мусором. Холодный воздух. Пар от дыхания – как сигнал бедствия. Голова очищалась от гашиша. Знобило от холода и вновь охватившего нервного напряжения. Может, они уже здесь?
Сунул голову в относительное тепло помещения – в лавке тихо. Снаружи раздавались крики базара, споры торгующихся, смех, музыка, передаваемая по радио или исполняемая обитателями окрестных домов, но остальные звуки слышались неотчетливо. Совсем близко заревел ишак, последовал удар палкой или кнутом, заставивший Хайда вздрогнуть всем телом. Ноги спокойно обнюхивал тощий черный пес.
