Звездное тяготение | страница 9



– Дела как в сказке: чем дальше, тем страшнее.

– Хорошо сказано! – похвалил он, не изменив выражения лица, и присел на табуретку. – Только по тону чувствую, с базара-то, как говорится, рано собрался. Рано, дорогой. На базар еще надо! Ну-ка, посмотрим.

Он принялся снимать с моего лица марлевые, пропитанные мазями тампоны, сбрасывая их в подставленную сестрой ванночку. Некоторые из них прилипли, но я терпел боль, сцепив зубы: не показывать же свою слабость! Я видел рядом его виски с проседью, крупный хрящеватый нос, худые выбритые щеки, острый подбородок.

– Нам бы только побыстрее живое мясо получить, новую здоровую ткань. Потом несколько операций и – как новенький пятиалтынный! Так, Галина Николаевна?

– Еще интересней станет, Михаил Васильевич.

– Вот-вот, ракетчик должен быть красивым!

Покончив с тампонами, он принялся рассматривать то, что еще называлось лицом, – сплошную гнойную коросту. Смотрел, чуть насупившись, поворачивая сухими сильными пальцами мою голову. Неизвестно, что уж он там нашел, повторяя изредка: "Так, так". Я же знал, что лицо плохо заживало. "Мигенькая" часто сушила его кварцем, то и дело меняла тампоны, но, кажется, усилия ее были тщетными. Мне становилось невмоготу от всех этих лекарств, мерзкого физического ощущения, а беспомощность раздражала и злила. Я нередко ловил себя на мысли, что с каждым днем грубее отвечал Галине Николаевне, но она будто ничего не замечала. Чудная женщина!

Михаил Васильевич закончил осмотр, отклонился и выпрямил сухую фигуру.

– Так. Начнем, ракетчик, новые уколы. Будем помогать организму делать нужную работу.

– Мне все равно. И уколы… Делайте что угодно. Я подопытный кролик – вытерплю все!

Поздно понял, что опять сорвался. Большие глаза "мигенькой" испуганно расширились. А хирург положил мне руку на плечо.

– Э-э, слышал, вы – герой. Но, как говорил один философ, пусть покинет меня все, только бы не покинуло мужество. И не подопытный вы кролик, а человек, которого собираемся вылечить. – Левая рука его, лежавшая на коленке, вдруг сжалась в увесистый, жилистый кулак, а пупырчатая, гусиная кожа на шее побагровела. Он обернулся к сестре. – Все. Вечером первый укол.

Поднявшись, он ушел, а сестра подступила ко мне:

– Что ж ты, мигенький? А? Ты уж крепись… Все будет хорошо. Еще немного…

Добрая душа! Ей было жалко и меня, и врача, которого я, наверное, обидел.

Вскоре и она ушла – получать лекарства для будущих уколов.

А я думаю. Крутиков… Не случись тогда у меня с ним "все наперекосяк", не перевели бы из вычислителей в огневики, не оказался бы вместе с Долговым, а потом и тут, в палате, на госпитальной койке. Простая цепь зависимостей. Роковые случайности… Или не так? И в жизни все обусловлено, все происходит по законам, строгим, неумолимым и неведомым?