– Выпьешь чаю?
Она прошла на кухню и налила из холодильника стакан докудами[5]. Я сделала глоток.
– Вкусно?
– Отвратительно.
– Мне на работе дали. Сейчас сделаю кофе. – Суи засмеялась.
Потом мы сидели за кухонным столом и ели эклеры. Колокольчик на веранде раздражал своим монотонным позвякиванием.
Мне было неуютно. Ее неуравновешенная жизнь удерживала меня в напряжении. Но стоит только расстаться с ней, как чувствуешь что-то недосказанное и хочется встретиться снова.
– Ты собиралась что-то показать.
– Вот это. В знак признательности.
Суи протянула мне стопку пожелтевшей бумаги, которая лежала на столе.
– Что это? – спросила я.
– Девяносто девятый рассказ, – сказала она.
– Подлинник? – удивилась я. – Кто-нибудь знает о его существовании?
Суи молчала.
– Отохико знает? Она кивнула.
– А Саги? Сёдзи?
– Я им не говорила. Думаю, что и Сёдзи не знал, – сказала Суи. Мне отчего-то стало грустно.
– Можно прочесть?
Она кивнула.
Я начала читать. Рукопись была на английском. Все то время, что я читала, Суи смотрела в окно. Я видела Суи только краем глаза, но ее профиль, как ни странно, врезался мне в память.
Мне сразу же стало ясно, почему девяносто девятый рассказ не опубликован. Возможно, из-за психологического состояния Такасэ рассказ не был завершен, скорее это этюд или набросок.
Рассказчик несколько раз описывает свою жену, от которой ушел, и детей. Во сне он приходит к ним домой. Следит за ними в уличную дверь, с потолка. Подглядывает через щели в сёдзи. Не может окликнуть их. Дети что-то замечают, но мать говорит: «Вам показалось!» Он бесконечно долго смотрит на них, уткнувшись лицом в оконное стекло.
В рассказе снова и снова повторялись эти сцены, других не было.
– Как грустно, – сказала я.
Занавес перед смертью. Отохико и Саги легко узнавались, точно такими я их видела на вечеринке.
– А мне обидно! – воскликнула Суи. Она видела рассказ с совершенно иной точки зрения, чем я.
– Почему?
– С одной стороны, он любит меня как дочь, а с другой – как совершенно случайную женщину. Всякий раз, когда я читаю этот рассказ, мне становится обидно и завидно, – сказала Суи.
– Любовь это любовь, неважно какая и к кому, – сказала я. – Мне очень нравится девяносто восьмой рассказ. Любовь к ней как к дочери и как к женщине сливаются в одну, и это могучее чувство готово заполнить собой всю вселенную. Она возвышает. Если кому и завидовать, так это тебе! По-моему, это лучший рассказ в книге.
– Правда? – Суи улыбнулась, но, мне показалось, не восприняла мои слова. – В любом случае Такасэ умер и после этого рассказа ничего уже не напишет.
