Хозяин смеется.
– Не волнуйся, я теперь в этом бизнесе до конца жизни, – говорит он.
Я открыла глаза и очутилась в холодном зимнем утре, в котором, кроме меня самой, не было ничего общего с моим теплым сном.
Мне стало так обидно и грустно, что я чуть не расплакалась.
Ну почему, почему люди так по-дурацки устроены?
Почему нам так трудно жить? Почему с каждым днем все больше людей и мест, о которых нам трудно вспоминать без слез? Зачем все эти бесконечные повторения одного и того же мучительного чувства? Зачем нам эта печаль?
Сон не отпускал меня. Его энергия все еще владела мной, рождала во мне эти невеселые мысли.
– В тебе и правда что-то изменилось! Только вот не могу сказать, что именно… – произнес Рюичиро, открыв дверь и увидев за дверью меня.
Я не люблю встречать с самолета людей, возвращающихся из-за границы. Даже если это очень близкие мне люди. Никогда не езжу в Нариту[36].
Потому что, окажись я на их месте, я бы не хотела, чтобы меня – усталую и помятую после многочасового утомительного полета – кто-нибудь встречал, пусть даже из самых лучших побуждений.
По дороге из Нариты в Токио нормальный человек, даже если он без памяти тебя любит, думает прежде всего о том, чтобы добраться до дома, принять ванну и поспать. Исходя из этих соображений я не поехала встречать Рюичиро в аэропорт.
Но зато я знала, что с сегодняшнего дня у нас общие восходы и закаты, что мы сосуществуем в едином времени, и этого было достаточно, чтобы ничем не примечательный вечер показался мне самым нежным и самым прекрасным за последние недели. Теперь мы можем часами болтать по телефону.
И ночи будут тихими и длинными.
Все те чувства, которые я с таким трудом сдерживала в себе, заглушала, чтобы не ощущать себя одинокой, теперь распустились во мне одно за другим.
Как цветы навстречу ласковым лучам солнца. Тихо и безусловно.
На следующий день после того, как Рюичиро вернулся в Японию, я поехала к нему в отель.
Ребенком я любила, когда папа возвращался домой из заграничных командировок. Человек, только что вернувшийся из-за границы, всегда немного возбужден, напряжен и окутан приятным, свежим ароматом. Ароматом возвращения к жизни.
Сердцем все еще на берегу океана, но телом уже в Токио, впервые за последнее время (наконец-то!) как следует выспавшийся, Рюичиро выглядел как-то по-новому.
Из окон номера открывался вид на небоскребы Синдзюку. Внизу по городу гулял молодой весенний ветер.
Рюичиро налил мне чаю.
