– Позови-ка его.
Терентьев вышел. Через минуту вернулся с Лютиковым.
– В чем дело, рассказывай.
Лютиков замялся, неловко козырнул.
– Разрешите обратиться.
– Чаю хочешь? Налей-ка кружку, Терентьев.
– Спасибо, пил только что…
– Садись тогда, чего стоишь.
Лютиков сел на самый краешек лежанки.
– Чего же тебе надо от меня?
– А насчет этой… – с трудом выдавил он из себя. – Пушки той.
– Какой пушки?
– Что комбат давеча говорил.
– Ну?
– Подорвать, говорил комбат, ее надо.
– Надо. Дальше.
– Ну, вот я и того… решил, значит…
– Подорвать, что ли? Так я тебя понял?
– Так, – еле слышно ответил Лютиков, не подымая головы.
– Ты что, в своем уме? Ты и тола-то живого не видел, зажигательной трубки. А еще туда же, взрывать.
– Это ничего, товарищ старший лейтенант, что не видал, – в голосе его послышался упрек. – Обидел он меня сильно.
– Кто обидел?
– Комбат.
– Комбат?
– Комбат Никитин. Все вы, говорит, на нутро жалуетесь, когда воевать не хочете.
Я рассмеялся.
– Чепуха, Лютиков. Это он так брякнул, для смеху. Все мы знаем, что ты действительно нездоров. Сегодня в санроту пойдешь. Скажешь Казаковцеву, у него направление есть.
– Не пойду я в санроту…
– То есть как это не пойду?
– Не пойду, – еле слышно сказал Лютиков и встал.
– А ты не рассуждай и выполняй приказание. Кругом, шагом марш. Чтоб через час ты был в санроте.
Лютиков ничего не сказал, только посмотрел на меня исподлобья, неловко повернулся, споткнувшись о валявшиеся на полу дрова, и вышел.
– А ты, Терентьев, мотай к Казаковцеву и передай ему мое приказание. Через полчаса доложишь об исполнении.
Целый день я пробыл в саперном батальоне на инструктивных занятиях. Вернулся поздно. В дверях штабной землянки столкнулся с Казаковцевым.
– Чего ты тут?
– Трубы майору чинил. Печка дымит.
– Исправил?
– А как же.
– Меня майор не спрашивал?
– Спрашивать не спрашивал, но там как раз комбат Никитин. Вас ругает, что пушку не хотите подорвать.
– Плевать я на него хотел. Лютикова отправил?
Казаковцев только рукой махнул.
– Его отправишь. Не пойду, говорит, и все… Выздоровел я уже. Совсем выздоровел.
– Вот еще несчастье на нашу голову.
– Я его и так и этак, и добром и угрозами – ни в какую.
– Бойцы в расположении или на задании?
– Во втором батальоне, колья заготовляют.
– Вернутся – пошлешь двоих с ним в санчасть. Пусть там решают, выздоровел он или нет.
Разговор на этом и кончился. Я постучался и вошел к майору. Он сидел на кровати в нижней рубахе и разговаривал с Никитиным.
– Вот жалуется на тебя комбат, – сказал он, показывая мне кивком на табуретку – садись, мол. – Пушку подорвать, говорит, не хочешь.
