– Здравствуй, Маланья! Проходи, сядь к столу.
Маланья, медленно раскачиваясь, затянула что-то мало похожее на песню.
– Аа… ааа… аа…
– Маланья, тебе нездоровится? У тебя живот болит?
– Что ты! Я здорова. Я пою.
– Пой, пой, я послушаю.
– А ты что не спросил, что я пою?
– Скажи, пожалуйста, Маланья, о чем ты поешь?
– Я, Маланья, к художнику в гости пришла. Художник мне чарку нальет. Я выпью, мне весело станет…
– У меня другая песня есть,– отвечаю я гостье.
– Какая у тебя песня?
Подражая пенью Маланьи, я запел:
– Ко мне Маланья в гости пришла. У меня самовар кипит. Я заварю чай, буду гостью чаем угощать. Чай с сахаром, с вареньем, с сухарями, с конфетами, а водки у меня нет…
– Худа у тебя песня.
Обиженная гостья перевалилась через порог и колыхаясь, пошла домой. На мой зов не отозвалась.
Пришел старик Прокопий, муж Маланьи. От чаю отказался. Долго сидел молча, ждал от меня другого угощенья. Не вытерпел – заговорил:
– Ты что не наливаешь-то?
– У меня водки нет.
– Ну как так нет? У нас таких людей не бывало, приезжих. С Большой Земли с водкой приезжают. Налей, я что хоть дам. Все нутро в огне.
– Понимаю, да нет у меня водки.
– Налей стакан. Я тебе песца дам. Шкуру медведя дам, гольцов дам, денег дам.
Старик достал золотую монету, протягивает мне.
– Возьми, только налей стакан.
– Нет у меня водки. Сам не пью и не взял с собой.
Обиделся старик, поднялся и ушел не прощаясь. Дня через три я пришел к старикам. Мне хотелось побывать на птичьем базаре.
Прокопий уже поправился после похмелья. Лечился кислой капустой. Посмотрел хитро и спросил:
– А ты что заплатишь?
Все, что у меня было, мало могло соблазнить старика. Были у меня деньги – пять серебряных рублей. Я не собирался что-либо покупать на Новой Земле. Решил отдать три рубля. Два останутся на питание в дороге до Архангельска.
Достал три рубля, протянул Прокопию.
– Вот возьми деньги и свези меня.
Взял старик монеты, положил в рот, причмокнул и вынул.
– Не сладко.
Положил монеты на колено.
– Не тепло.
Прокопий сел на три серебряных рубля, поуминался на стуле.
– Не мягко. На что мне они? Возьми себе. А на птичий базар я и так свезу.
Явилась мысль – если бы серебряных рублей у меня было много, очень много, я был бы только сторожем: ни сесть, ни съесть, ни одеться, ни укрыться.
Через два года я второй раз приехал на Новую Землю. Старик Прокопий, здороваясь, погладил меня по лицу. В этом была большая ласка, выражение большой радости, – во мне не было протеста. Старик говорил:
