– Может быть, но у него не было права это делать. Народ избирает короля, как мы избрали Эдгара. Но он не объединил нас. Нам сейчас нужен Гарольд Годвинсон. – Он вздохнул и, встав, начал ходить по комнате. – Отец, ты говорил мне перед отъездом в Йорк, что хорошо вооружен тот, кто познал сам себя. Вот и я понял две вещи – я могу бороться и вести в бой людей, но я не способен к делам государственным.
– Значит, ты понял что-то очень важное, – сказал аббат, – нельзя прыгнуть выше головы. Ты выглядишь уставшим, сын мой. Вы остановитесь здесь?
– Если вы позволите. Спасибо за приют. Завтра я должен поехать домой, а потом в Геллинг. Я обещал Альфрику, что его сын будет мне как родной, если он погибнет. – Он помолчал немного и добавил: – Я хотел бы помолиться эту ночь в церкви за погибших.
Ульфитцель поднялся и снял нагар со свеч. Ветер заглянул в комнату и заклубил дым от огня под потолком.
– Нет, сын мой, не сегодня. Я подниму тебя за час до мессы, и ты сможешь помолиться. Сейчас тебе нужно спать.
Давняя привычка повиноваться аббату одержала верх, к тому же он действительно очень устал. Граф завернулся в плащ:
– Не могу забыть, что именно из этой комнаты Леофвайн отвез меня ко двору. Помните, лет девять-десять тому назад.
– Я очень хорошо помню, – улыбнулся аббат. – Нам всем было грустно разлучаться с тобой. Сейчас ты господин этой земли, и не расточай свою жизнь в пустом сопротивлении. Умирая, аббат Леофрик велел тебе это передать. – На мгновение он снова узрел лицо Леофрика, но тут же отогнал призрак. – Храни мир, сын мой. И считай его справедливым. Это ты можешь сделать.
Вглядываясь в лицо графа, он заметил, что хотя усталость и берет верх, но решение им принято. Спускаясь вместе с ним по узкой лесенке, аббат думал, не противно ли его призванию то, что он с такой любовью относится к этому молодому человеку.
Рихолл встретил своего господина с теплотой, которая его сначала удивила, а затем обрадовала. Очевидно, кто-то принес им красочный рассказ о боевых подвигах их господина, и все – и слуги, и рабы – спешили приветствовать его. Служанка, покраснев, присела, когда он вошел в дом. Он нашел это необычайно приятным. Но именно здесь свободные места за столом были особенно очевидны, и так сильно недоставало Альфрика. Борс ластился к нему, счастливый, что, наконец, вернулся хозяин. Но даже этот пес был напоминанием о потере.
Торкель час или два занимался подбором наиболее важных дел на рассмотрение своего господина и вскоре представил ему список арендаторов, которые хотели бы его видеть, нарушителей закона, готовых предстать перед его судом, мелких ссор, которые надо было разобрать. Так что забот хватило на целый день. Разбор дел тянулся до самой темноты, закончившись делом двух крестьян, не поделивших поросенка, – пока господин не приказал убить его и разделить поровну. В такое время есть более серьезные вещи, чем владение поросенком.
