Прошу великодушно извинить.
Косарева. Подождите, Иван Платонович. Сядьте, пожалуйста.
Платонов садится.
Я понимаю ваше состояние, тем более что слышала, как Басаргин вызывал вас, и могу представить, что за этим последовало. Поверьте, если бы я хотела отписаться, я бы уже могла это сделать. Меня за сегодняшнее утро нашпиговали достаточным количеством информации – и о заводе вообще, и о цехе вообще, и о героизме вообще, и о технике безопасности вообще. А я хочу услышать наконец хоть что-нибудь конкретное. Когда мне говорят на каждом шагу, в каждом кабинете – несчастный случай, несчастный случай, то я перестаю понимать эту фразу. Она финал каких-то событий, и я хочу узнать именно о них.
Платонов. Тогда подождите, пока комиссия кончит работу.
Косарева. Но вы ведь тоже в ней.
Платонов. Что вы? Я лицо необъективное. Спасибо, если не подозреваемое.
Косарева. Вы думаете, кто-нибудь так считает? Басаргин тот же?
Платонов. Не знаю. Как бы это вам сказать. Мы смотрим с ним на один и тот же предмет, что ли, в разные окуляры бинокля. Он видит все издали, в общем плане – в плане интересов завода, министерства, города, а я вижу крупным планом отдельные детали, но из-за этого, наверное, не вижу картины в целом. А в результате мы говорим вроде бы об одном и том же, а получается – о разном.
Косарева. И сегодня?
Платонов. И сегодня. Я пытался ему втолковать о некомплекте запчастей, а он даже не слушал.
На левой половине сцены загорается свет. За письменным столом – Басаргин, к столу подходит Платонов.
Но ведь у нас постоянный некомплект. Нечем заменять. Старые уплотнители приходится ставить. И сколько я ни говорил об этом…
Басаргин (не давая ему говорить). Вы холодные, равнодушные люди. Вы кричите караул, если у вас не хватает одного сальника, и спокойно идете домой по гудку, если у завода не хватает плана.
Платонов. Но почему вы монополизируете любовь к заводу, ведь…
Басаргин (перебивая). Ты знаешь, когда я ухожу отсюда?
Платонов. Ну, знаю, знаю.
Басаргин. Ты знаешь, что я в кино за последние месяцы ни разу не был? Когда я освобождаюсь, уже все сеансы кончаются.
Платонов. Но поймите, нельзя же вашим личным усердием уплотнять фланцы.
Басаргин. А ты не моим, ты своим уплотни. В других цехах почему-то достают прокладки, когда им надо, а в седьмом не могут. Ну конечно, когда тебе за этим следить – ты ведь лекции читаешь.
Платонов. Ну при чем здесь это?
Басаргин. При том. Ты еще скажи спасибо, что я тебя под суд не отдал.
