Больше тропинок в саду не было.
Аввакум снова вернулся к суковатой сосне и начал внимательно осматривать пространство между нею и глухой улочкой. На его напряженном лице появилась едва заметная улыбка: кое-где виднелась примятая трава — стебельки были желтее и суше других. Прежде чем трава увяла, по ней ходили, в этом не могло быть никакого сомнения.
Два вполне различимых следа привели Аввакума к забору. В этом месте из плетня было выдернуто несколько веток терновника. Они валялись в густом бурьяне. Перелезть здесь взрослому мужчине ничего не стоило. Но если бы это захотела сделать женщина, ей пришлось бы прежде чем встать ногой на плетень, дольше топтаться около него. Аввакум нагнулся, но у самого плетня почти не было следов.
Здесь проходил только мужчина. И проходил не один раз, а несколько, притом путь его оставался открытым — иначе ветки терновника были бы водворены на место. По-видимому, мужчина собирался пользоваться этим перелазом и в будущем. Или же ему просто не хватило сообразительности — одно из двух.
Аввакум задумался: может быть, это следы влюбленных? Может быть, ночью какой-нибудь усатый Ромео пробирался к красотке вдовушке. Но в таком случае следы должны были бы вести к ее двери, к комнате, где спит она.
Он тихонько присвистнул и удовлетворенно потер руки.
Следы вели не к ее двери, они начинались у суковатой сосны и кончались суковатой сосной.
Аввакум быстро вернулся в комнату учителя. «Если окно закрыто изнутри на крючки, я сам себе дам пощечину, — подумал он и бросил взгляд на оконную раму. Нижний крючок лежал на подоконнике, верхний свободно висел. Они сильно заржавели. Он слегка нажал на раму — обе створки окна со скрипом распахнулись и уперлись в зеленые ветки.
Аввакум достал из внутреннего кармана плаща большую лупу и снопа спустился во двор. Подойдя к стволу старой сосны, он запрокинул голову. «Надо обследовать третью и четвертую ступеньки — они самые грудные. Чтоб добраться до кроны, до больших ветвей, надо крепко ухватиться руками именно за эти сучья».
Поднимаясь по стволу, он достиг четвертой ступеньки — остатка обрубленной ветки — и, держась левой рукой, начал рассматривать сквозь толстую лупу его чешуйчатую поверхность.
Это продолжалось не более трех минут.
И тут он чуть было не выронил лупу: впился взглядом в стекло и почувствовал, что перед его глазами завертелись синеватые круги.
Он на мгновение прикрыл веки, глубоко вздохнул и опять посмотрел. перед глазами замелькали искры. Спрятав лупу, он вынул перочинный ножик, открыл его зубами, срезал кусочек чешуйчатой коры и осторожно слез на землю.
