В данном случае использование обзора могло быть осуществлено исключительно путём преодоления расстояния между окном и обеими дверьми. Впрочем, это можно было установить немедленно, поскольку деревянный пол нежилой комнаты не подметался уже много месяцев, если не лет.
Опустившись на колени у самого порога, Аввакум повернул направо подвижное выпуклое стекло своего фонарика, чтобы освещаемое пространство оказалось в фокусе, и направил пучок света на пол. И в тот миг, когда луч упал на потемневшие доски, когда запылённые половицы показали ему часть своего обветшалого лица, — в тот миг страшная перегруженность, непроницаемым туманом наслоившаяся в его душе, рассеялась, исчезла, растаяла, словно пронизанная некоей молнией, собравшей в себе все атмосферное электричество. В сущности, это магическое действие оказал простой след башмака, самым бесхитростным манером оставившего на пыльном полу отпечаток подошвы. Так вдруг вырвавшийся из глубокого ущелья буйный ветер рвёт на клочки и рассеивает туман. И солнце, весёлое солнце освещает охотника, одурманенного туманом, который спутывал его шаги, манил ко сну у неостывшего очага, обещал рюмку коньяку и часы сладкого ничегонеделания в кресле-качалке… Аввакум стоит на коленях у порога, и свет его фонарика обшаривает пол. Он открывает жизнь в этой обстановке, как охотник открывает в какой-нибудь местности дичь — по утоптанной там и сям траве, по откушенным веткам, по коре молодых деревьев, на которой остались видимые следы зубов голодного зверя.
Мозаика следов между дверью и окном. Та дверь, которая ведёт в зал, в помещение олимпийской секции, удалена от потока следов, между нею и следами лежит чистое пространство, гладкий слой пыли, на котором ровно ничего не заметно. Это показывает, что дверь давно не открывалась, что никто не проходил по диагонали, связывающей дверь с окном. Тот, кто пользовался обзором, который предоставляет окно, не проходил через помещение олимпийского комитета. Об этом говорит чистое пространство между потоком следов и дверью, и Аввакум ему верит, ибо предметы всегда искренни, хотя зачастую и участвуют помимо своей воли в фальшивой игре людей.
Два предположения не терпят никаких оговорок и сомнений, несмотря на то, что освещение неравномерно и весьма скудно. Во-первых, следы оставлены одним человеком: их контуры одинаковы, размер один и тот же. Нет других следов с другими контурами и другого размера.
Во-вторых, размер отпечатков в длину и ширину, их закруглённые носки, форма подковообразного каблука — все это недвусмысленно наводит на мысль о мужской обуви — Аввакум в этих вещах никогда не ошибался — сорок третьего размера: ни большого, ни маленького для мужчины среднего роста.
