— Чем страдал ваш дядя? — Полковник недружелюбно поглядывает на её колени, которые не может вполне прикрыть серая шерстяная юбка, и недовольно переводит взгляд на её лицо. — И какие лекарства принимал — вы должны знать, предполагаю, потому что в этом доме вы были ему самым близким человеком.
Девушка пожимает плечами и молчит. С какой стати ей подтверждать, что она была у дяди самым близким человеком Она его племянница — это известно, — но разве племянница непременно должна быть самым близким человеком?
— Скажите же, на что жаловался ваш дядя?
«Что другое, кроме свиданий и чулок, заботит таких девчонок!» — Аввакум смеётся: можно побиться об заклад, что полковник думает именно о чулках и свиданиях — он смотрит девушке на ноги, но, пожалуй, больше интересуется чулками. «По сути дела, мне вовсе не до смеху!» — одёргивает себя Аввакум.
— Он жаловался на сердце, — говорит девушка.
— Ну и что? Глотал валерьянку?
— Нет… Кардиозол…
— Лично вы могли бы отличить кардиозол от какого-нибудь другого лекарства?
Она некоторое время думает, затем говорит:
— Обычно я читаю этикетки на пузырьках. Но знаю, что кардиозол бесцветен, как вода, прозрачен.
— Когда вы сегодня последний раз входили в эту комнату?
— Мне кажется, это было к трём часам пополудни.
— Видели вы на столе пузырёк с кардиозолом?
— Да.
— Это тот пузырёк? — Полковник достаёт из портфеля лиловый пузырёк и показывает девушке.
— Тот самый. Пауза.
— А вы не припоминаете, сколько раз в день и в какие часы принимал ваш дядя свои капли?
— Три раза в день. — Она кивает головой и выпаливает одним духом, как примерная ученица. — Утром в десять часов, а после полудня — в час и в пять.
Пауза.
— Чудесно, — говорит полковник. Лицо его выражает удовольствие. Очевидно, он забыл и про чулки и про свидания. — Кстати, как свой человек, постоянно проживающий в этом доме, вы, наверно, сможете припомнить, какие люди в последнее время посещали вашего дядю?
— Конечно! — Она коротко рассмеялась. — Его коллега Савва Крыстанов — он заходит к нам почти каждый день к вечеру. Потом — лейтенант, который утром привозит бумаги и к вечеру их увозит. — Некоторое время она молчит, грустно улыбается. — И почтальон… Дядя каждый день получал почту.
— Ещё кто?
Девушка пожимает плечами. Она встречается взглядом с капитаном.
— Больше никто. — И её щеки почему-то чуть краснеют.
— Вы забыли домашних, — равнодушно напоминает ей капитан Петров.
— Ах, да! — Она поводит плечами, складывает руки на коленях и подаётся вперёд. Её вязаная блузка, образовав складку, приоткрывает верхнюю овальную часть груди — кожа отливает молочно-белым опаловым блеском. — Ах, да… — повторяет она, — ну конечно же… Но нас только трое… или нет, четверо: тётя Танка — она уже с неделю уехала в деревню, её мать скончалась, и неизвестно, вернётся ли она. Мой жених — он приходит почти каждый день, иногда ужинает с нами. Вчера вечером они с дядей сыграли несколько партий в шахматы. Моя преподавательница музыки — она приходит три раза в неделю — с двух до четырех… И…
