Икона написана на доске, почти квадратной. Размер около полуметра и в ту и в другую сторону. Борис и Глеб, оба с мечами, оба в шапочках. Женя затаился за моим плечом, не слышно даже дыхания. А я сразу, в первые секунды, хотя и мало что понимал тогда в иконах, а вернее сказать, совсем ничего не понимал, отметил несоответствие легенды об иконе «замечательной по древности» и живописи ее, которую никуда нельзя было отнести, кроме как к двадцатому веку. Можно было успокаивать себя тем, что икону, поскольку она чтимая, подновили. До революции, конечно, лет пятьдесят – шестьдесят назад. Но почему же нет и ковчега, и весь вид ее новенький, крепенький, будто она не висела четыреста лет в горяминской деревянной часовне, а только что взята из иконописной мастерской?
– Анна Дмитриевна, как же так? Икона «Борис и Глеб» считается очень древней, однако письмо на ней не старинное, а новое. Может, вам ее подменили?
Анна Дмитриевна усмехнулась:
– Ценили мы очень эту икону. Была она чтимая. А вышло так: когда сгорела наша часовня, сгорели вместе с ней все иконы, сгорели, конечно, «Борис и Глеб». И вот посылаю я своего мужа в Москву. Поезжай, говорю, найди хорошего живописца, пусть напишет нам нового «Бориса и Глеба». Собрали мы со всей деревни денег, и муж поехал. Привез икону, которую вы теперь видите. Мы ее освятили и с молебном поставили в часовню.
– Часовня, говорите, сгорела.
– Новую срубили мужики.
– Когда сгорела часовня?
– Как раз в светлое воскресенье. Пьем чай, а в окне что-то поблескивает. Я оглянулась – батюшки мои светы! Часовня горит! Упала свеча, кругом дерево, краска, сушь. Все сгорело. Поздно заметили. «Бориса и Глеба» как чтили, а из огня вытащить не могли.
– Когда это было?
– Говорю, в самое светлое воскресенье. Чай сели пить…
– В каком году?
– Год-то я теперь и не вспомню. Была я замужем. Моего мужа в Москву к живописцу посылали. Помнится, уж и дети народились. Году, должно быть, в десятом.
Мне льстило, что я так точно определил про себя возраст живописи на иконе, но уж лучше ошибиться.
– Как думаете, Анна Дмитриевна, ваш муж из Москвы привез совсем новую икону или намоленную, старую?
– Как это старую? Чай, он деньги живописцу платил, пятьдесят рублей. По тем временам очень большие деньги. А потом мы ее освятили.
– Похожа была старая икона на эту или вы не помните?
– Очень хорошо помню. Так-то она вроде и похожа. Те же Борис и Глеб. Но лики были поменьше, сами фигуры подлиннее и писано все по-старинному. Все то же самое, а фасон другой. И доска сама… Одним словом, другой фасон.
