Женитьба Лаучи | страница 18



– Ладно, теперь пойдем, надо вам принести клятву.

Он повел меня в церковь через дверь ризницы, велел стать на колени перед главным алтарем и с важным видом произнес:

– Клянетесь ли вы господом богом, святым причастием и пресвятой девой никому ничего не рассказывать о том, как я вас обвенчал, пока я буду жить в Паго-Чико и в Америке?

– Клянусь, – громко ответил я.

– Положите руку на Евангелие и на крест и клянитесь еще раз!… И если вы нарушите клятву, черти будут преследовать вас на земле и поджаривать на медленном огне на том свете!…

Я положил руку, как он велел, и поклялся еще раз.

– Ладно! Теперь встаньте, скажите, когда вы хотите венчаться, и можете идти.

– Сегодня четверг. В понедельник вечером вам подходит?

– Извольте! В девять часов удобно?

– Очень хорошо… а нам не надо исповедоваться?

– Э… что исповедоваться, что не исповедоваться!… для такого венчания необязательно!…

IX

Можете себе представить, с каким удовольствием я отправился делать покупки к свадьбе, хотя денежки, выданные мне Каролиной, заметно поубавились. Я истратил все, что осталось, и вдобавок взял кое-что в кредит, пообещав от имени итальянки уплатить через два-три месяца; хозяин охотно поверил мне в долг, так как в Паго уже знали о том, что я стал совладельцем харчевни, и многие болтали, будто итальянка моя любовница. Злые же языки у людей!…

В понедельник, как было договорено со священником, мы обвенчались. Посажеными родителями были дядюшка Сиприано и одна придурковатая мулатка, которая жила в своей хибарке неподалеку от харчевни и всегда ходила босиком и в красном головном платке.

Каролина вырядилась в черное шелковое платье с воланами, набросила накидку, которая, открывая уши, завязывалась под подбородком, и надела драгоценности: тяжелые золотые подвески, качавшиеся по обе стороны ее круглого красного лица, и огромный медальон с портретом покойного муженька. Потом она вставила в этот медальон мой портрет…

Священник приехал на своем лохматом буланом жеребце; один, без служки, кончил всю свою тарабарщину в две минуты, велел всем подписаться на брачном свидетельстве, подписался сам и, выйдя со мной во двор, незаметно сунул мне бумагу. Потом взобрался на своего одра и затрусил по дороге в город, крикнув на прощание: «Э! желаю счастья!…»

Он не остался ужинать, как ни просила его Каролина, хотя обжора он был известный, – видно, боялся, чтобы в Паго ничего не заподозрили о фальшивом браке.

Однако с собой он увез жареного цыпленка, бутылку кьянти и еще кое-что…