– Да что вы, отец мой!
– По правде?
– Вот вам крест святой!
– И тогда, если женщина окажется хорошей женой, они свидетельство берегут; а если плохой – могут порвать его и уйти куда глаза глядят, а женщина ничего и сделать не может, каково?… У меня есть разрешение на такие браки, но о нем никто знать не должен, потому что это церковная тайна… Только это встанет подороже, чем простое венчание…
Как же, было у него разрешение, у этого мошенника! Все это он выдумал, чтобы «сделать дело в Америке» и набить поскорее карман, хотя бы сам потом угодил прямехонько в ад; так его разбирало желание вернуться на родину и уплетать там свою поленту и макароны.
Однако, по правде сказать, через минуту я подумал: а ведь неплохо бы обвенчаться таким манером, хотя никогда, а тем более в ту пору, я и не помышлял о том, чтобы обмануть мою добрую, ласковую италь-яночку… В конце концов я был не так уж виноват – это дьявол священник искусил меня. А так как деньги жалеть не приходилось, ведь у Каролины их было достаточно, то я, рассудив, что это будет очень полезная предосторожность, сказал священнику:
– А в этом случае какова плата, отец Папанья?
– Триста песо.
– А нельзя ли немного дешевле, – спросил я, потому что поторговаться всегда можно.
– Ни на сентаво!… И еще вы должны будете поклясться перед господом богом и пресвятой девой, что никому ничего не расскажете, пока я буду еще здесь в «этой Америке»!…
– Воля ваша, отец мой, не могу я дать столько! И ни платить, ни клясться не буду! – добавил я, чтобы заставить его уступить.
Он слегка струхнул и принялся меня уговаривать, похлопывая по плечу. Но никто из нас не хотел сдаваться, и долго еще шла у нас торговля. Подумайте только, о чем мы торговались! И сейчас еще, как вспомню, так перекрещусь… Наконец, когда мы дошли до полутораста песо, я сказал:
– Ладно, заплачу и поклянусь, – и хлопнул его по животу; я уж совсем потерял к нему уважение. И было от чего!
Тут я вытащил пачку, которую дала мне Каролина, и начал считать. Видели бы вы глаза этого монаха! Он словно проглотить хотел все деньги!
Когда я протянул ему сто пятьдесят песо, он вцепился в них своими ястребиными, черными от грязи когтями, пересчитал и проверил еще раз. Приподняв сутану, он стал засовывать деньги поглубже в карман панталон, словно боясь, что они убегут от него.
А как он в них вцепился! Сжимает их, а сам весь трясется, словно в припадке. Никогда я ничего подобного не видел… Успокоившись немного, он сказал:
